— С другого? — переспросил мистер Эгг, подозревая какие-то тонкости университетского этикета. — А почему?

— Потому что, — к его удивлению, ответил Рэдкотт, — я понял из речи злосчастного Флэзерса, что какой-то добрый человек только что убил ректора, и я не уверен, что в этих обстоятельствах казначей сможет уделить подобающее внимание достоинствам различных урожаев.

— Убил ректора? — повторил мистер Эгг.

— Шлепнул его, как говорят, в прямом смысле, куском кирпича в носке, когда тот возвращался домой после своей коронной лекции об энклитиках [74] у Платона. Разумеется, все античники под подозрением, но я лично думаю, что это сам Флэзерс и сделал. Вы, верно, слышали, как он сообщал нам, что суд всегда настигает злодея, и приглашал на собрание в Южной аудитории — молиться и каяться. Такие люди опасны.

— А ректор Пентекоста был злодеем?

— Он написал несколько ученых книг, опровергающих существование Провидения; должен признать, что я, как и все в Пентекосте, всегда считал его одной из досаднейших ошибок природы. Но, на мой взгляд, убивать его чуть ли не на пороге собственного дома — безвкусица. Нехорошо отвлекать людей от подготовки к экзаменам — ведь экзекуция уже на следующей неделе. И придется отменить бал в День памяти основателей. Кроме того, вызвали полицию, и в профессорской будут недовольны тем, что полиция ходит по газону. Но, увы, что сделано, того не вернешь. Перейдем к более приятной теме. Как я понимаю, вы хотели бы избавиться от некоторого количества портвейна. Я, со своей стороны, недавно понес тяжелую утрату по вине ватаги развеселых гребцов [75] , которые пару дней назад вторглись в мои апартаменты и вылили последнюю дюжину кокбурна [76] четвертого года в свои бесчувственные луженые глотки. Если вы не против пройтись со мной до Пентекоста, захватив с собой свои брошюры, мы сможем заняться делом.

Мистер Эгг ответил, что рад принять приглашение Рэдкотта, и вскоре уже трусил вдоль Корнмаркета за своим рослым провожатым. На углу Брод-стрит второй первокурсник их покинул, а они свернули, прошли мимо Бэйлиола и Тринити, мирно дремавших на солнце, и вскоре подошли к главному входу Пентекоста.

Как раз в этот момент невысокий пожилой человек в легком плаще, с перекинутой через руку магистерской мантией близоруко брел через улицу со стороны Бодлеанской библиотеки. Проезжавшая мимо машина чуть не отправила его в вечность, но Рэдкотт загреб его своей длинной рукой и втянул на безопасный тротуар.

— Осторожнее, мистер Темпл, — сказал Рэдкотт, — а то следующим убьют вас.

— Убьют? — мигая, спросил мистер Темпл. — А, вы про автомобиль. Но я видел, что он подъезжает. Вполне четко видел. Да-да. Но почему «следующим»? Еще кого-то убили?

— Только ректора Пентекоста, — сказал Рэдкотт, ущипнув мистера Эгга за руку.

— Ректора? Доктора Гриби? Не может быть! Убили? Боже мой! Бедный Гриби! Я целый день не смогу сосредоточиться на работе. — В его бледно-голубых глазах показалась странная нерешительность. — Правосудие вершится медленно, но неотвратимо. Да-да. Меч Господа и Гедеона [77] . Кровь — это всегда так неприятно, не правда ли? Но я умыл руки [78] . — Он вытянул обе руки и озадаченно посмотрел на них. — Ну что ж: бедный Гриби заплатил за свои грехи. Простите, что убегаю от вас — у меня срочное дело в полицейском участке.

— Если вы хотите признаться в убийстве, мистер Темпл, — сказал мистер Рэдкотт, снова ущипнув Монти за руку, — то лучше пойдемте с нами. На месте преступления наверняка полно полиции.

— Да-да, конечно же они там. Да. Вы очень внимательны. Это сэкономит много времени, а мне как раз надо дописать важную главу. Прекрасный день, не правда ли, мистер, — боюсь, что не знаю вашего имени. Или знаю? К сожалению, я все забываю.

Рэдкотт назвался, и странная троица направилась к главному входу в колледж. Большие ворота были закрыты; у боковой двери стоял привратник, а рядом с ним — массивная фигура в синем, которая строго спросила их имена.

Рэдкотт, узнанный привратником, предъявил Монти и объяснил, кто он такой.

— А это, — продолжил он, — разумеется, мистер Темпл. Вы его знаете. Он ищет суперинтенданта.

— Так точно, сэр, — ответил полицейский. — Шеф в галерее. Опять за свое небось? — добавил он, пока тщедушный мистер Темпл ковылял по широкому, залитому солнцем двору.

— Ну да, — сказал Рэдкотт. — Пулей понесся. Старик небось в восторге, что убийство случилось так близко к дому. Где это было в прошлый раз?

— В Линкольне, сэр; в прошлый вторник. Молодой парень застрелил свою жену в соборе. На следующий день мистер Темпл перед обедом уже был в участке и объяснял, что убил бедную девушку, потому что она была женой, сидящей на звере багряном [79] .

— У мистера Темпла есть призвание, — сказал Рэдкотт. — Он — меч Господа и Гедеона. Каждый раз, когда в этой стране совершается убийство, мистер Темпл берет на себя ответственность. Нельзя не отметить, что всегда находятся свидетельства, что его телесная оболочка мирно пребывала в постели или в Бодлеанской библиотеке, когда совершалось грязное дело, но для философа-идеалиста это не должно представлять затруднений. Но что же, собственно, случилось с ректором?

— Сэр, вы знаете этот закуток между галереей и домом ректора? Сегодня утром в десять двадцать доктора Гриби нашли там мертвым, вокруг валялись его записи, а возле головы лежал кусок кирпича в носке. У него в девять утра была лекция в аудитории, выходящей в Главный двор, и, насколько нам известно, он покинул ее последним. В начале одиннадцати группа леди и джентльменов из Америки проходила по галерее, они говорят, что никого не видели, но, разумеется, сэр, убийца мог быть в закутке, потому что они пошли не туда, а сквозь Арку Бонифация во внутренний двор к часовне. Один из молодых джентльменов говорит, что видел, как ректор переходил главный двор по пути в галерею в пять минут одиннадцатого, так что он был бы в закутке через пару минут. Региус-профессор [80] морфологии проходил мимо в десять двадцать и нашел тело, а когда через пять минут прибыл врач, он сказал, что с момента смерти прошло где-то четверть часа. Так что, как видите, это произошло примерно в десять десять, сэр.