В глубине одного из этих садов сидели полковник Фриц и его друг граф Лоредан де Пьюзо. Помимо них, там собралось также с дюжину гостей, как мужчин, так и женщин.

Поздний ужин близится к концу, в хрустальных бокалах пенится шампанское.

Королевой вечера является Нини Мусташ, одна из тех знаменитых женщин, чья слава длится до тех пор, пока не увянет их красота — то есть несколько дней, несколько месяцев или несколько лет.

Граф де Пьюзо безумно влюблен в нее и в этом нет ничего удивительного, ибо трудно найти более очаровательное и обворожительное существо, чем прелестная Нини.

Являясь воплощением греха, она кажется ожившей античной статуей Венеры. Единственной ее соперницей может считаться златокудрая Аврелия, называемая иногда Монте-Кристо. Ранее мы уже говорили о сходстве, послужившем причиной этого прозвища.

Однако в тот вечер Аврелия была в другом месте.

Мужчины были совершенно пьяны, а услаждавшие их одалиски были опьянены вином лишь наполовину.

Обед закончился оргией, а оргия постепенно перешла в настоящую вакханалию. Женщины нестройно запели фривольные песни, голоса их звучали резко и неприятно.

Лоредан встал с места с выражением глубокого отвращения на лице.

— Уйдем отсюда, — сказал он полковнику Фрицу.

Чем больше эти женщины пили, чем больше кричали и чем громче смеялись, тем сильнее охватывала графа невыразимая печаль. Возможно, это были угрызения совести.

Перед глазами графа встал образ Киприенны, как бы заслонившей от него на время всех этих разнузданных фурий.

Образ его дочери Киприенны, покоящейся сейчас в своей девичьей постели, Киприенны, которая, конечно же, не забыла помолиться за него перед сном. Бросив на полковника Фрица сердитый взгляд, он снова пробормотал сквозь зубы:

— А что, если он все-таки обманул меня? Что, если Киприенна действительно моя дочь?

Полковник Фриц, казалось, не расслышал слов графа.

— Вставайте, пошли отсюда! — повторил господин де Пьюзо, тряся своего друга за плечо.

Резко обернувшись, полковник с яростью дикого зверя уставился на графа. На какую-то секунду взгляды их скрестились, как шпаги во время поединка.

— Уйдем отсюда! — в третий раз сказал граф.

С трудом поднявшись на ноги, полковник Фриц молча последовал за графом.

У дверей их ожидал экипаж.

Нини уже давно освоилась с причудами своего господина. Эта сильная натура питала отвращение к слабости во всех ее проявлениях. Презрительно скривив губы и пожав плечами, она тихо прошептала:

— Что из того, что он убежал? Ведь завтра он все равно снова будет здесь!

Затем вздохнула и добавила:

— Вот если бы он совсем перестал бывать здесь!

По дороге карета графа де Пьюзо встретилась с другим экипажем, направлявшимся к дому Нини. Через несколько минут в столовую вошла прекрасная Аврелия.

Сходство ее с графиней Монте-Кристо было поистине удивительным, однако при более внимательном осмотре в них можно было найти немало различий.

Например, обе они были блондинками, но в то время как волосы графини несколько смягчали величественные черты ее лица, белокурые кудри Аврелии придавали ей вид какой-то дикой страстности.

Обе они были ослепительно прекрасны, но графиня была похожа на первых христианских императриц, а Аврелия напоминала своей красотой Фаустину или Мессалину.

Голоса их отличались таким же сходством и таким же различием.

Увидев вошедшую подругу, Нини Мусташ устремилась ей навстречу.

— Вот наконец и ты, Аврелия! А я уже боялась, что ты не приедешь.

— Как же я могла не навестить тебя, раз ты написала мне, что страдаешь? — тихо отозвалась Аврелия.

— Можешь говорить громче, — с горькой улыбкой произнесла Нини, — сейчас эти люди нас все равно не поймут и не услышат. Посмотри только на них!

И она презрительным жестом указала на окружающих.

Некоторые из гостей хрипло смеялись, некоторые пытались петь, но не могли, в то время как другие просто спали, положив головы на стол.

— Пойдем отсюда, — сказала Нини Аврелии, — вид этих людей внушает мне отвращение.

На диване в прихожей мирно спал лакей.

— Когда эти господа позвонят, вели подать их кареты, — разбудила она его, а затем прошла вместе с Аврелией в другую дверь, которую тотчас же заперла изнутри.

Комната, куда вошли обе женщины, представляла собой большую спальню, в которой на всем, как и на самой хозяйке этого дома, лежал отпечаток великолепия и печали, свойственный роскошной форме без души и без содержания.