– Вы уже давно дали мне обещание прогнать Гер труду и до сих пор не исполнили его. Что привязывает вас так к этой женщине?

Я был поражен. У меня не было никакого предлога прогнать Гертруду, кормилицу жены моего брата, так ласково заботившуюся о детях, которые очень любили ее. Поэтому я решительно отказал ей.

Тогда повторились прежние наговоры, жалобы. Каждую ночь под влиянием опьянения я обещал прогнать Гертруду на следующее же утро, но, протрезвев, отказывался.

Орсола снова заперлась в свою комнату. Но на этот раз я уже не сдался. Она сама пришла просить у меня прощения. Можете себе представить, с какой радостью я ее простил.

Эта выходка Орсолы совпала с двумя фактами, на которые я тогда не обратил внимания, но которые имели ужасные последствия. Накануне Жан попросил, чтобы я отпустил его на двое суток в Жуаньи, чтобы устроить свои дела, связанные с получением наследства, а утром Сарранти объявил нам, что ему необходимо пробыть в Париже два или три дня. Когда Жан и Сарранти ушли, во всем замке оставались только дети, Гертруда, Орсола и я. Я сообщил об этом Орсоле.

– Разве я не ваша слуга? – ответила она, улыбаясь.

Ночью ужин был накрыт по обыкновению в комнате Орсолы. Мы заперлись с десяти часов. Никогда вакханка так не вовлекала своего любовника в пьянство. Мне каза лось, что я пью пламя, зажженное молнией ее глаз. Вдруг мне послышались какие-то стоны.

– Что это такое? – спросил я Орсолу.

– Не знаю… Подите, посмотрите.

Я попробовал было встать, но мне едва удалось сделать три шага, как я снова упал в кресло.

– Выпейте этот последний стакан, пока я схожу и узнаю, в чем дело.

Наступил момент, когда я мог делать только то, что мне приказывала Орсола.

Когда я выпил стакан до последней капли, она встала и вышла.

Не знаю, сколько времени прошло с ее ухода. Я впал в сонливость и очнулся только тогда, когда почувствовал, что к моим губам опять поднесли стакан. Я узнал Орсолу.

– Ну что? – спросил я, смутно припоминая слышанные стоны.

– Гертруда очень больна, – сказала она.

– Гертруда… больна? – пробормотал я.

– Да, – сказала Орсола. – Она жалуется на спазмы в желудке и не хочет взять ничего из моих рук. Вы должны спуститься и сами заставить ее выпить хоть стакан сахарной воды.

– Отведи меня, – сказал я Орсоле.

Помню, я сошел с лестницы. Орсола провела меня в буфетную, заставила насыпать в стакан воды мелкого сахара и, толкнув меня в комнату больной, сказала:

– Снесите ей это и постарайтесь скрыть, что вы пьяны.

Действительно, я был в ужасном виде! Собрав все свои силы, я твердо подошел к кровати Гертруды.

– Милая Гертруда, – сказал я, – выпейте этот стакан сахарной воды, вам станет легче.

Гертруда с усилием протянула руку и выпила залпом.

– Тот же противный вкус! Доктора! Ради бога, пошлите за доктором! Я уверена, что меня отравили!

– Отравили? – повторил я, с ужасом оглядываясь.

– О! Во имя неба! Во имя вашего бедного брата, доктора! Доктора!

Я вышел испуганный.

– Слышишь? – сказал я. – Она думает, что отравлена и просит вызвать доктора.

– Так что же, – сказала Ореола, – бегите в Морсан за доктором Ронсеном.

Это был старый доктор, изредка обедавший с нами, когда он практиковал неподалеку от замка.

Я взял шляпу и палку.

– Выпейте последний стакан вина, – сказала Ореола. – На дворе холодно, а вам нужно пройти добрых две версты.

Я выпил поднесенное мне питье, которое обожгло мне желудок, как будто я пил чистый спирт, и вышел из дома, прошел сад и очутился на дороге в Морсан. Едва отошел я на несколько шагов от калитки, как у меня страшно закружилась голова, я потерял сознание и упал на землю. Очнулся я уже на другой день утром в постели.

На мой звонок прибежала Ореола.

– Правда ли, что Гертруда умерла, или это мне только приснилось?

– Нет, это правда, – сказала она.

– Но, – уточнил я, – умерла от… отравления?

– Очень может быть.

– Как, это правда?! – воскликнул я.

– Да, – сказала Ореола, – только не говорите об этом: только я и вы давали ей есть и пить, так что подозрение может пасть на нас.

– Почему?

– Потому что люди очень злы.

– Наконец, должен же быть предлог подобного преступления! – испуганно сказал я.