Шрифт:
Едва отошел он шагов на двести от Ба-Медона, как увидел вдали двух черных ослов, на которых сидели верхом две девушки в белых платьях.
XIII. Если обедать, то, конечно, в Париже
Заметив их, Камилл удвоил шаги и уже нагонял их, когда одна из них, случайно обернувшись, остановила своего осла и сделала знак своей подруге сделать то же самое. Камилл заметил это, еще ускорил шаги и через несколько секунд поравнялся с ними. Тогда одна из них встала на стремена, бросила поводья на шею ослу и, рискуя упасть, бросилась в объятия Камилла и крепко поцеловала его.
– О Шант-Лиля, княгиня де Ванвр! – воскликнул Камилл.
– Наконец-то это ты, неблагодарный! – сказала девушка. – Сколько времени я разыскиваю тебя!
– Ты разыскивала меня, княгиня? – спросил Камилл.
– По горам и по долам! И сюда я приехала с тем же намерением.
– Как и я, – сказал Камилл, – я пришел сюда исключительно для того, чтобы отыскать тебя.
– Хорошо, – сказала Шант-Лиля, целуя его еще раз, – Мы встретились, и нам нечего больше разыскивать друг друга… Поцелуемся и не будем больше говорить об этом.
– Не будем больше толковать и поцелуемся, – сказал Камилл, исполняя приказание.
– Кстати… – сказала Шант-Лиля.
– Что?.. Разве мы еще мало нацеловались? – прервал ее Камилл.
– Нет, совсем не то… Позволь мне познакомить тебя с моим ближайшим другом, мадемуазель Пакереттой, графиней де Батуар. Я думаю, совершенно излишне объяснять тебе, что имя ее Пакеретта, а графиня де Батуар…
– Ее титул… Разумеется! Но как ее фамилия?
– Попросту ее зовут Коломбье, – ответила красавица прачка.
– Прибавь, что так называют ее губки, так как любовный шепот не выходит никогда из уст более розовых и свежих.
Щеки Пакеретты мгновенно покраснели, и она собиралась уже опустить глаза, когда княгиня заставила ее устремить их на Камилла, представляя его своей первой фрейлине.
– Господин Камилл де Розан, американский дворянин, – сказала Шант-Лиля. – У него миллионы на Антильских островах и, как ты, наверно, уже успела заметить, полные карманы шутих.
Княгиня де Ванвр называла шутихами остроты, которыми Камилл имел обыкновение пересыпать свой разговор.
– Сознайтесь по совести, куда вы ехали? – спросил Камилл.
– Ведь я тебе сказала! – недовольно воскликнула княгиня. – Мы разыскиваем тебя. Не правда ли, Пакеретта?
– Разумеется, мы ни за чем другим и не ехали, – ответила графиня.
– Как же случилось, – спросил Камилл, – что сегодня вторник, и вы не в вашем водяном замке, пре лестные наяды? Уж не высушило ли по неосторожности солнце ваш замок?
– У нас пересохло во рту, милостивый государь, – ответила Шант-Лиля, щелкая языком. – Если вы действительно такой любезный кавалер, как говорят, вы сей час же отыщете нам уголок, где бы мы могли съесть молока и выпить хлеба…
– Княгиня! – воскликнул Камилл.
– Хорошо! Я сказала обратное тому, что следовало сказать, но я до того устала, что потеряла способность рассуждать.
– Бегу на розыски! – воскликнул Камилл, отправляясь в путь.
Но Шант-Лиля удержала его за край одежды.
– Нет, с княгиней де Ванвр так не поступают, господин Рюжьери! – крикнула она.
– В чем дело, царица моего сердца?
– Она боится, что вы не вернетесь, – ответила Пакеретта, – а нам ведь очень хочется пить.
– Ты сказала правду, Пакеретта, – заметила Шант-Лиля, продолжая держать Камилла за платье.
– Я, княгиня? – воскликнул молодой человек. – Я брошу тебя, я убегу, когда ты посылаешь меня за едой? С кем жила ты с тех пор, как мы расстались, моя милая? Как! Шесть недель разлуки изменили тебя до того, что ты не веришь более в честность де Розана, американского дворянина? Я не узнаю тебя, царица души моей, мне подменили мою Шант-Лиля!
И Камилл поднял в отчаянии руки к небу.
– Ну хорошо, ступай вперед! – сказала она, выпуская из рук фалды сюртука. – Впрочем, нет, – прибавила она, спохватившись. – Было бы жестоко заставить тебя прогуляться два раза по такой жаре, отправимся на розыски вместе. Только постарайся найти моего осла: не знаю, куда он девался, пока мы тут разговаривали. Я дала слово хозяину беречь его.
Осел, действительно, исчез. Напрасно смотрели они на луга, бывшие по обеим сторонам дороги: нигде не было его видно. После продолжительных розысков его наконец, нашли: он улегся в овраге и спал там в тени. Его разбуди ли, и он с покорностью, на которую не все люди способны, подставил княгине свою спину, графиня де Батуар уступила своего осла Камиллу, а сама села вместе с Шант-Лиля. Тогда веселый караван двинулся в путь на розыски фермы, трактира или мельницы.
Поля огласились их смехом. Птицы, принимая их за своих братьев, не пугались их; это странствующее трио напоминало три первые воскресенья мая, это были три воплощения весны.