2. Этому эмпирическому значению противостоит идеальное, согласно которому понятие постольку обозначает цель нашего стремления к познанию, поскольку в нем отыскивается адекватная копия сущности вещей и предъявляется требование, чтобы тот, кто обладает понятием вещи, тем самым проникал бы до ее глубочайшего ядра, понимал бы ее, т. е. ее отдельные определения усматривал бы как необходимое следствие ее единой сущности в ее связи. Так, физиология была бы завершена в том случае, если бы обладала в этом смысле понятием жизни; химия и физика – если бы они обладали понятием материи; психология – если бы она обладала понятием духа. И все наше познание достигло бы с этой стороны своей цели, если бы была установлена система понятий, в которой сущее без остатка содержалось бы по своему существу. Если мы хотим вообразить себе абсолютное, Божественное познавание, то мы определяем его таким образом, что в абсолютной интеллигенции «понятие» и «бытие» есть одно и то же. В этом смысле говорят, конечно, об истинности наших понятий; они истинны, если они сами по себе суть исчерпывающее выражение сущности вещей. Истинным понятием Бога было бы то, которое в своих определениях целокупно содержало бы реальную сущность Бога как нечто мыслимое.

3. Между тем эмпирическим и этим метафизическим значением слова лежит его логическое значение, которое одно только и интересует нас здесь и которое определяется логическим требованием, чтобы наши суждения были достоверны и общезначимы. Тем самым прежде всего требуется лишь не ведающая исключений неизменность и определенность наших представлений и их согласие у всех тех, кто пользуется той же самой системой обозначений. В каком отношении мыслимое стоит к сущему, соответствует оно ему абсолютно или нет – это прямо, по крайней мере, еще не определяется этой задачей. Так как наше познание всегда находится в процессе становления, то мы должны даже предположить, что в каждый данный момент в наших представлениях полагается меньше, нежели в сущем. Наши представления, в лучшем случае, суть согласующиеся, но не исчерпывающие изображения сущего. Если бы общезначимость наших суждений зависела от того, что их элементы суть совершенные понятия в метафизическом смысле, и если бы индивидуальное различие и неопределенность представлений нельзя было устранить раньше, нежели их неадекватность с сущим, – то в таком случае к цели познания мы не могли бы приблизиться даже путем постепенного прогресса науки, ибо наука всюду предполагает согласующееся образование понятий. Мы должны, следовательно, необходимо различать формальную пригодность понятий для целей акта суждения от метафизической адекватности и, во всяком случае, предполагать ту возможность, что первая может быть достигнута раньше, нежели эта последняя.

4. От точки зрения логического завершения понятий следует, наконец, отделять точку зрения целесообразности образования понятий, которая стоит в связи с задачами классификации какой-либо определенной области данных объектов (вещей, поступков, преступлений и т. д.). Понятие может быть вполне определенным и постольку логически совершенным – и все же по сравнению с другим понятием оно может быть менее пригодным для того, чтобы служить потребностям науки. Последняя стремится к тому, чтобы с помощью понятий и их обозначений достигнуть возможно большей простоты и сокращения нашего знания, и поэтому она ставит вопрос: как должны быть образованы понятия, чтобы сделать возможным простейшее выражение самых ценных и наиболее объемлющих общих суждений? Эта точка зрения становится руководящей в учении о методе, которое исходит из тех задач, что даны природой условий нашего познавания.

Напротив, если задача логического совершенства наших суждений действительно должна быть выполнена, то тут, конечно, возникает требование, чтобы логически совершенные понятия простирались всегда так далеко, чтобы с их помощью можно было выразить и определить все, что становится предметом наших суждений. Так как наш акт суждения не только повторяет знакомое, но схватывает всегда новое и новое, то экстенсивно возможность совершенных суждений обусловлена следующим: весь материал человеческих представлении получает форму понятий благодаря этому те понятия, которые могут служить для выражения нашего познания, оказываются для всего готовыми или, во всяком случае, они могут быть верно восстановлены из тех элементов, которые уже фиксированы в понятиях. Подобно тому как идеал общего алфавита заключает в себе одинаковое обозначение всех возможных и различимых для человеческого органа речи простых звуков. В этом смысле Лейбниц в идее characteristica universalis дал вполне подходящее выражение для цели всякого логического образования понятий78.

5. В качестве существенного определения понятия устанавливается обыкновенно всеобщность79, и в связи с этим учат, что понятия приобретаются путем абстракции, т. е. путем такого процесса, в котором общие признаки отдельных объектов обособляются от различающих их, и первые объединяются в единство. Но этот взгляд забывает, что для того чтобы разложить представляемый объект на его отдельные признаки, необходимы уже суждения, предикатами которых должны быть общие представления (по обычному способу выражения – понятия); и что эти понятия, в конце концов, должны быть приобретены каким-либо иным путем, а не путем такой абстракции, так как они только и делают возможным процесс этой абстракции. Учение это забывает, далее, что при этом процессе предполагается, что круг подлежащих сравнению объектов определен каким-либо образом, и оно молчаливо предполагает мотив, побуждающей объединить как раз этот круг объектов и искать общее. Но если здесь не должно быть абсолютного произвола80, то мотивом этим, в конце концов, может быть лишь то, что те объекты уже наперед познаются как сходные, так как все они имеют общим одно определенное содержание, т. е. что тут уже имеется общее представление, с помощью которого эти объекты выделяются из общей их совокупности. Все учение об образовании понятий путем сравнения и абстракции имеет смысл лишь в том случае, если, как это часто случается, предстоит задача указать общее в тех вещах, которые фактически благодаря общему словоупотреблению обозначены тем же самым словом, дабы уяснить себе отсюда фактическое значение слова. Если требуется указать понятие животного, газа, кражи и т. д., то можно попробовать поступить так, что мы станем отыскивать общие признаки всех тех вещей, какие единогласно называются животными; всех тех тел, какие единогласно называются газами; всех тех поступков, какие единогласно называются кражей81. Удается ли это, является ли выполнимым это указание для образования понятий – это другой вопрос. Ему можно было бы следовать в том случае, если бы возможно было предположить, что нигде не возникает сомнений относительно того, что следует называть животным, газом, кражей, т. е. когда мы уже воистину имеем то понятие, какое мы ищем. Хотеть образовать, таким образом, понятие посредством абстракции – это равносильно, следовательно, тому, как если бы те очки, которые сидят у меня на носу, я вздумал искать при помощи тех же самых очков.

6. То истинное, что кроется в основе этого учения, есть в отношении всеобщности понятия прежде всего то, что логические понятия в большинстве случаев должны не заменять, а лишь завершать естественно возникшие представления. Мы не в состоянии изменить саму природу нашего процесса представления, и естественные образования всегда являются предпосылкой искусственно образованных понятий. Но всякому представлению, поскольку оно оторвалось от первоначального единичного наглядного представления или от отдельной функции и перешло в качестве воспроизводимого объекта в наше внутреннее достояние, уже по самой его природе свойственна всеобщность; и эту природу не может уничтожить никакой произвол. Только всеобщность эта имеется налицо независимо от того, образовалось представление из одного наглядного представления или из многих сходных или различных (§ 7), и она хочет сказать лишь то, что представление, как осторожно выражается Кант, заключается в бесконечно многих возможных представлениях; но в действительных ли многих – это безразлично для природы представления и понятия. Равным образом безразлично и то, возникла она из многих или из одного-единственного представления.

Но подчеркивание всеобщности понятия находит себе дальнейшее оправдание еще в том, что она требует совершенного отрешения значения слова от единичных наглядных представлений, дабы получить смысл суждения чистым и определенным и на место ненадежного сравнения поставить такое суждение, которое действительно высказывает единство субъекта и предиката. Кто впервые видит пальму и называет ее деревом, тот прежде всего руководится сходством ее общего вида с елями, буками и т. д., которые он знает и которых образы предносятся ему при слове «дерево»; и он не дает себе при этом никакого отчета, в чем именно заключается сходство. Суждение «Пальма есть дерево» лишь в том случае оправдывается как собственное суждение в строгом смысле, когда под «деревом» не понимается ничего иного, кроме того, что является общим у пальмы вместе с елями, буками и т. д. Лишь в этом случае суждение берется не только в несобственном смысле (пальма похожа на дерево), но и в собственном: то, что я мыслю под «деревом», я нахожу снова полностью в пальме. Для этого необходимо (разумеется, с сознанием) выделить общее во всем том, что я называю деревом. Но главный интерес при этом заключается не в том, чтобы найти для единичного общее, а лишь в том, чтобы надежно фиксировать и резко отграничить то общее, которое уже мыслится неопределенно и смешанным с единичным; в том, чтобы, таким образом, придать суждению его определенный смысл и вместе с тем закончить тот процесс, который устанавливается всегда бессознательно. Ибо уже в силу непроизвольно действующих психологических законов, из разнообразных сходных наглядных представлений возникают, с одной стороны, сложные образы, в которых исчезли различия единичных образов, подвижные схемы, соответствующие нашим словам. Следовательно, тут происходит, конечно, утрата различающегося и удержание общего, только не вполне, так как здесь нет сознательного сравнения и различения отдельных признаков. Именно эти последние и должны уловить сознательное сравнение (§ 7 п. 11). Равным образом справедливо, что вместе с непроизвольным образованием наших представлений наступает то, что только и должно было бы называться абстракцией, – разъединяющая абстракция, благодаря которой нераздельное в наглядном представлении целое разлагается на вещь, свойство и деятельность и образуются те вырванные из этого единства абстрактные представления, которые только и делают возможным сравнивать различное, находить его, с одной стороны, сходным, с другой – различным, ибо только они и доставляют предикат к тем суждениям, в которых выполняется сознательное сравнение и различение. Равным образом справедливо и то, что выполненное при этих предпосылках сравнение объектов, которые отчасти согласуются между собой, может стать более или менее случайным поводом к образованию новых понятий. Если бы в кругу видимых предметов тот же самый цвет и та же самая форма всегда оказывались соединенными, то мы с гораздо большим трудом могли бы прийти к тому, чтобы образовать представление цвета самого по себе и представление формы самой по себе, т. е. отвлечь их от данного целого. Но сознательное сравнение различных красных вещей по их цвету возможно лишь в том случае, если указанная абстракция уже выполнена или, во всяком случае, одновременно с этой абстракцией. Сравнение лошади, собаки, ящерицы может иногда случайно привести к тому, чтобы образовать понятие четвероногого животного, именно если бросается в глаза сходство четырех ног (гораздо вернее, конечно, различение приводит к тому, какое именно отличие четвероногих от людей и птиц, жуков и мух, с одной стороны, змей и улиток – с другой, доходит до сознания) и подобным образом возникает целый ряд обобщений. Но ни эти процессы, выполненные таким образом, не являются преднамеренными и искусственными, ни их продукт не является таким, который уже соответствует логическим потребностям. Ибо тем признакам, которые усматриваются согласующимися при сравнении, все еще свойственны, если они схватываются в этом случайном виде, естественная неопределенность и безграничность, что является следствием экспансивной силы наших представлений и их стремления присоединять к себе сходное и подводить его под то же самое обозначение. И весь процесс оказывается висящим в воздухе, пока не определены вполне и не фиксированы согласно сами признаки, служащие предикатами суждений сравнения. Это один из главных недостатков обычного учения о понятии, что оно поступает, таким образом, словно признаки даны сами собой и словно по отношению к ним вовсе не требуется никаких дальнейших действий. Тогда как чрезвычайная трудность выйти из того естественного состояния, в каком всякий говорит на своем собственном языке, гораздо меньше заключается в процессах самого сравнения, нежели в установлении точных и одинаковых масштабов сравнения, т. е. в фиксировании в виде понятий того, что должно употребляться в качестве признака.

7. То, что отличает логически совершенное понятие от естественно возникшего представления, которое лежит в основе обыкновенного процесса речи, покоится на том, что естественной экспансивной силе образования представлений противостоит отрицательная деятельность, ограничивающая, придающая форму и устойчивость. Если прежде всего отвлечься от требования согласующихся представлений у всех, то существенное в логическом понятии заключается в постоянстве и всестороннем различении содержания представления, обозначенного посредством определенного слова.