2. Возможность разлагать данное представление на части или признаки может, в конце концов, основываться лишь на том, что представление это возникло из различных элементов путем различимых функций. Если бы оно было первоначально чем-то простым, то чтобы произвести его, для этого не потребовалось бы один, два, три: тогда разложение не имело бы для себя точки приложения и было бы лишено всякого права. В лучшем случае оно являлось бы насильственным разрушением.

Действительно, те представления, о каких обыкновенно прежде всего мыслят при этих суждениях, суть представления о наглядных вещах, возникших благодаря бессознательно выполненному синтезу. Они противостоят нашему сознанию, как готовое целое. Но психологический анализ с полной убедительностью может доказать те процессы, посредством которых из отдельных элементов впервые возникает целое. Не сразу, не путем какой-то волшебной передачи или механическим путем психической фотографии проникает образ яблока сквозь ворота наших чувств на ту доску, на которой изображены наши представления. Анализ чувственного восприятия показывает, как ощущение цвета должно быть связано с движениями глаза, следящими за очертаниями; как перспективный образ должен быть связан с другими, эти последние – с отдельными, внутренне объединенными и преобразованными в стереометрический образ осязательными ощущениями руки; как одна психическая функция должна преобразовать ощущения в представление внешнего предмета, а другая должна указать ему его место в пространстве; как представление этой видимой и осязаемой вещи обогащается обонятельными и вкусовыми ощущениями, отношение которых к видимому и осязаемому предмету, в свою очередь, предполагает особенные функции, выражающиеся в комбинации впечатлений из различных чувственных областей; и как, наконец, благодаря частичному повторению таких впечатлений и их непрестанному восполнению воспроизводящим представлением, наконец, благодаря их ассоциации со словом для нас становится обычным при слове «яблоко» повторять внутренне как бы в сокращенном виде указанные процессы с такой быстротой и верностью, что результат стоит готовым перед нашим внутренним взором, – и мы не сознаем даже его образования.

3. То же самое, что имеет силу относительно представления о вещах, применимо также и к представлениям о свойствах, длительностях, отношениях. «Равносторонний» есть сложное представление, ибо оно предполагает прежде всего схватывание отдельных сторон (и чтобы познать линию как сторону, – для этого необходимо представление об отношении), затем их измерение и суждение, что они равны. Равным образом представление о движении – этой наипростейшей деятельности – нуждается для своего возникновения в схватывании различных мест и перехода от одного к другому. Представление об убийстве, представление отношения, включает помимо соотносительных пунктов последнего, убийцы и убитого целый ряд определений, сознательное и обдуманное намерение одного, его поступок, эффект последнего, состоящий в уничтожении жизни другого; оно возможно, следовательно, благодаря ряду таких актов, которые только и создают целое. Вдвойне применимо это к таким представлениям, в которых целый ряд самостоятельных объектов мыслится связанным посредством одного или нескольких отношений, – к так называемым коллективным, собирательным понятиям в самом широком смысле: «народ», «семья» и т. д.

4. Насколько простирается сложность, настолько фиксирование представления может совершаться лишь таким образом, что сознательное внимание направляется на отдельные элементы и на способ их синтеза. Предпосылкой всякого образования понятий служит, следовательно, с одной стороны, анализ на простые, не поддающиеся дальнейшему разложению элементы, а с другой – реконструирующий из этих элементов синтез; причем и сама форма синтеза в свою очередь может быть названа в более широком смысле элементом понятия и признаком последнего. В дальнейшем так она и будет называться.

Понятие, следовательно, относится к естественно возникшему представлению так же, как сознательная конструкция объекта к его бессознательному и непроизвольному образованию, и предполагает способность сознавать процесс образования представления со всех его сторон. Совершается это посредством суждений, которые отдельные признаки приписывают объекту в качестве предикатов. Понятие предполагает уже, следовательно, эти предикаты, т. е. представления о признаках; эти последние сами должны уже быть определены в понятиях, если должно быть сложное представление. Это приводит, следовательно, к требованию целого ряда простых признаков, т. е. не поддающихся дальнейшему анализу, и все же совершенно определенно фиксированных и различающихся элементов представления.

5. Но понятие должно выполнить теперь еще дальнейшее требование – оно должно служить общезначимым суждениям, т. е. все те, кто стоит в общении мышления, должны связывать с теми же самыми словами те же самые представления, они должны поэтому и анализировать их одинаковым образом, они должны иметь возможность сводить их к одним и тем же простым признакам. Сообщение какого-либо сложного понятия возможно благодаря указанию его элементов и способа их синтеза. Но элементы должны быть одинаковыми у всех и должны комбинироваться в одинаковом смысле, ежели должны быть согласующиеся понятия. Это предполагает, следовательно, основной устой представлений, которые у всех образуются по совершенно одинаковым законам, и лишь в той мере может быть у нас уверенность относительно согласующихся понятий, в какой мы уверены относительно одинаковой закономерности в образовании наших представлений. Завершение образования понятий зависит, следовательно, от завершенного уразумения процессов образования наших представлений и от данной этим возможности побудить всякого к представлению о том же самом. Если бы мы могли допустить, что все элементы наших представлений прирождены всякому одинаковым образом, как это допускала прежняя теория познания, по крайней мере, относительно части наших понятий; или если бы мы могли принять, что тот же самый данный нам мир произвел туже самую систему представлений с той же самой механической неуклонностью, как одинаково сильное сотрясение одинаково натянутых струн производит тот же самый тон, – тогда можно было бы оправдать предпосылку традиционного учения, что признаки понятий напрашиваются, так сказать, сами собой. Но в той мере, как процесс образования наших представлений становится более сложным, более зависимым от внешних условий, необходимо являющихся индивидуально различными, и вместе с тем от внутренних законов, – в той же мере становится более трудным как познание, так и создание тех условий, при каких совершенно согласующиеся представления образуются всеми, и столь же трудным оказывается познание того, что именно является согласующимся и что различным из того, что мы находим уже у всех. Часто наблюдающаяся значительная трудность убедиться в том, совершенно ли то же самое понимают двое под одним и тем же словом, покоится на трудности найти такие представления, которые наверняка были бы у всех в одинаковом виде и одинаково обозначались бы.

6. Так как мы устанавливаем лишь условия идеального совершенства логического образования понятий, то мы не можем считать своей задачей дать законченную теорию образования наших представлений. Такая задача принадлежит к задачам будущего84. Но из того, что мы можем в этом отношении признать как результат прежних исследований, все же выясняется уже столько, что задача эта – разложить данное представление на простые признаки, которые всеми мыслятся одинаково – оказывается гораздо сложнее, нежели это заставляют предполагать формулы, гласящие, что понятие А содержит признаки a b c d и что эти последние суть его частичные представления. Словно А есть вид механического или химического соединения из известных различных, изолированных и равноценных составных частей, как слог, по примеру, Феэтета есть соединение из букв.

7. Вопрос прежде всего сводится к тому, можно ли вообще предположить такие простые представления в качестве изолированных элементов, из которых каждый, подобно буквам алфавита, мог бы высказываться и удерживаться сам по себе. Выше мы исходили из фикции, что весь мир наших представлений состоит как бы из 12 тонов и что фиксированием, различением и наименованием их исчерпывается все дело определения понятий. Различного рода созвучиям тогда соответствовали бы, например, сложные представления. Но фикцией являлось здесь также и то, что представление простого тона есть будто бы нечто действительно простое, однородное и неразложимое, в чем ничего уже нельзя было бы далее различать. Когда мы представляем определенный тон как таковой, то мы можем поступать так лишь потому, что мыслим его как один тон, тождественный себе, отличный от некоторых других тонов. Лишь так является он вообще предметом нашего сознания, которое даже немыслимо без множества различающихся объектов. Когда мы, следовательно, мыслим тон А, то тут нераздельно предполагается вместе с тем представление единства и тождества себе самому, а также различия от других и тем самым представление о множестве этих других. А это указывает обратно на те функции, посредством которых мы полагаем нечто как единое, себе тождественное, отличное от других и тем самым мыслим вместе с тем множество в отличие от единства и в его отношении к нему. В то время как, следовательно, мы доводим до сознания то, что мы представляем, когда представляем А, мы находим вместе с тем в представлении А кроме слышимой музыкальной картины также и эти определения, и так, как оно предстоит нашему сознанию, оно оказывается уже благодаря этому комплексным продуктом85.