— Держись, — говорит Мэдоу. — Только не здесь. Иначе в следующую поездку нас всех не возьмут.

Сара покачивается. Леа удерживает её.

— Блэйк тоже пьян?

Я беру руки Сары. Леа и Мэдоу хватают по ноге, и мы несем её по старому скрипучему коридору в нашу комнату.

Она делает это в ванной, прямо в биде.

Мы её умываем, раздеваем и её снова тошнит. На этот раз в раковину.

Почищу зубы завтра в душе.

Её рвет еще раз, после того, как все укладываются. Наш автобус отправляется в пять. У меня играют гормоны. Совершенно бесполезно пытаться уснуть, но я ложусь, стараясь в любом случае расслабиться. Глупый Блэйк. Глупая Сара. Я не сказала Дереку « прощай». Но это не прощание. Это просто…

Следующее, что я помню, как мамы нашего хора сильно тарабанят в дверь.

— Выходим через пятнадцать минут.

Я скатываюсь с кровати и надеваю одежду для перелета: розовые спортивные штаны, белую футболку и старую удобную толстовку хора на случай, если в самолете станет холодно. Дождавшись своей очереди, я иду в ванну. Здесь все еще пахнет рвотой.

— Фу, Сара!

Я делаю свои дела, чищу зубы, используя душ, и уступаю место Леа. Стоя над своей кроватью, заправляю волосы резинкой. Я складываю ночную рубашку и туалетные принадлежности в чемодан. Косметичка лежит в сумке. Я смогу накраситься позже. Да и кого волнует? Завтракать будем в автобусе.

Я застегиваю сумку и готова идти.

Сара похожа на катастрофу. Я складываю её вещи в чемодан, пока Леа её одевает. Мэдоу драит ванную.

Терри стучит в дверь.

— Девочки, идем. Самолет не будет нас ждать.

Навечно проклинаю полеты в восемь утра до Парижа.

Я хватаю чемодан и, не дождавшись лифта, схватив сумочку, с тряской и ударами, спускаюсь на три лестничных пролета. Я закидываю вещи в автобус и бегу назад за Сарой.

Он здесь. Дерек. Выглядит довольно тускло в сравнении с неугомонным и шумным утром. Он одет в хоккейный свитер Эмебайл и стоит, пытаясь подавить кашель. Звучит хуже, чем вчера. Он держит в руках розовую розу и смотрит на мои штаны.

— Решил, что тебе нравится розовое.

Я строю гримасу.

— Мэдоу любит розовое.

— Прости. — Он хмуриться.

Я беру цветок и вдыхаю аромат.

— Но цветок мне нравится.

— Я хотел…

— Спасибо.

— Прошлой ночью…

— Да.

Мы сближаемся и целуемся в последний раз в этой стране чудес.

— Увидимся позже, — шепчет он.

Я упиваюсь им. Наши тела вместе, а губы двигаются в унисон. Я не отпускаю его, пока водитель автобуса не начинает сигналить.

— Да, позже.

Девчонки посвистывают в мою сторону, когда я сажусь. Черт. Они все следили за этим тонким личным моментом. Я осознаю, как должно быть ужасно выгляжу. А Дерек даже не вздрогнул. Я заставляю девушек двигаться, чтобы сесть у окна с его стороны. Я прижимаю лицо к стеклу и ищу его.

Он машет. Затем кашляет. Намного сильнее, чем прежде.

Как выстрел. Снова и снова.

Надеюсь, он не заболел.

Я ем противный круассан из пакета с тягучей шоколадкой внутри, пока автобус сворачивает с автострады. Она тянется вдоль озера, пересекая виноградники. Девочки начинают считать, сколько замков мы проезжаем.

Я достаю свои музыкальные записи, засовываю розу в тетрадные кольца и пишу. Я продолжаю писать даже в аэропорту Женевы, пока мы ждем рейса, а так же всю дорогу до Парижа.

Мы приезжаем в аэропорт Шарля-де-Голля с огромным запасом времени до нашего рейса, но все ужасно запутано. Мы паркуемся в неположенном месте и целую вечность стоим на линии паспортного контроля. К этому времени Терри чуть ли не плачет, и восемьдесят человек бегут к терминалу. Француженка за стойкой регистрации кричит на Терри, так как мы должны были оказаться здесь намного раньше. Затем самолет задерживают из-за какой-то технической накладки, но все выглядит так, словно это из-за нас. Мы не успеваем пересесть в Нью-Йорке и летим в Детройт через Чикаго. Затем застреваем в аэропорту О’Хара на целый день. Когда приземляемся в Детройте, я понятия не имею, сколько сейчас времени и какой сегодня день. Я просто знаю, что на данный момент темно. И сыро.