— Что значит «конечно»? Других вариантов, что ли, нет? Да и потом, — какой театр в три дня?

— Старик, — с досадой почесал щетину Шрудель, — давай мыслить логически.

«Сейчас начнется триумф логики», — подумал Гриша, но без раздражения.

— В кино ты идти отказался. В читальный зал ты вроде не собирался. Большой любви к классической музыке, опере и балету я у тебя что-то не заметил. В гости нас никто не звал. Операция по перемещению во времени провалилась. Остается что? Правильно! Театр.

— Вообще-то много чего еще остается, мистер Холмс, — хмыкнул Гриша, судорожно соображая, куда еще можно было бы пойти, но как назло ничего не приходило на ум. Наконец, он вспомнил самый простой вариант.

— А в редакцию нас тоже никто не звал?

— Редакция — это святое, — уважительно качнул головой Шрудель. — Но не надо быть святее папы римского. Мы — творческая составляющая редакции. Это значит, что наша задача — набираться впечатлений и вдохновения. А в четырех стенах этого не сделать. Так что остается что? Правильно. Театр.

— Ну, хорошо, — сказал Гриша, поняв, что спорить со Шруделем бессмысленно. — Театр так театр. И на что мы идем?

— Какая-то труппа из Душанбе на гастроли приехала.

— А что играют?

— «Приключения Буратино».

— Ты шутишь? — засмеялся Гриша. — Мы что, на детский спектакль идем?

— А тебе что, Солженицына подавай? — огрызнулся Шрудель.

Гриша хотел что-то возразить, но ему вдруг стало лень: Душанбе так Душанбе, Буратино так Буратино. Его больше волновал провал с «Иллюзионом». Что-то тут не совпало, но что?

Около Театра сатиры, где проходили гастроли театра из Душанбе, вопреки ожиданиям Гриши, который был уверен, что они будут единственными зрителями в этот жаркий летний день, творилось что-то невообразимое. Уже от метро их начали теребить, спрашивая лишний билетик. Шрудель, поправляя темные очки, вежливо отстранял надоедливых попрошаек и гордо шагал сквозь толпу, изредка вызволяя приятеля из цепких рук желающих попасть на спектакль. Поразительно, но в бурлящей толпе, которая по мере приближения к театру превращалась в тягучее болото, не было ни одного детского лица.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Гриша. — Спектакль «Приключения Буратино», а вокруг одни взрослые.

— Шутишь, что ли? — хмыкнул Шрудель, орудуя локтями. — Откуда ж тут взяться детям? Это же детский спектакль!

Логика его была не более безумной, чем обычно, но всякому безумию есть предел.

— Я, наверное, чего-то не догоняю, — сказал Гриша, стараясь не раздражаться, — но детские спектакли обычно для детей делаются. Иначе зачем их так называть?

— Ну, ты даешь, старик, — искренне удивился Шрудель. — Ты прямо сам как дитё. Когда это прилагательное «детский» в СССР означало «для детей»? Это, может, у вас там все наоборот. А у нас все правильно.

С этими словами он взял у администратора два входных, и они прошли внутрь. Там было прохладней и свободней. Шрудель отошел к стене, ведя за собой Гришу.

— Ты сам подумай, — продолжал он просвещать своего неразумного спутника, пряча темные очки в карман клетчатой рубашки. — Детский — это какой? Это свободный, не идеологический. Это как… ну… «косить под дурика». У меня был приятель. Написал рассказ. Вполне невинный. Ну, почти невинный. Про то, как паренек в пионерском лагере пытается пролезть через забор к детям деревенским, потому что его достало ходить строем и песни пионерские у костра распевать. В итоге он вместе с приятелем роет тоннель под забором, и они убегают. А назывался рассказ «Тоннель к свободе». И вот понес он его по редакциям — везде зарезали. Тем более что как раз Солженицына выслали — ну, сам понимаешь, все на ушах. Да и аллюзии уж больно прозрачные: лагерь, тоннель, свобода. А потом он изменил название и приписал «Рассказ для детей», а для конспирации еще пару рассказиков присовокупил. И в «Детгизе» с руками оторвали. А ты говоришь! Он еще и спектакль поставил по нему.

— Да? А где?

— В третьей Гиляровского.

— Где?

— Ну, в дурдоме. В психиатрической больнице имени Гиляровского на Матросской Тишине.

— Как это? — опешил Гриша. Финал истории показался ему не соответствующим игривому тону Шруделя. — Его что, в психушку упекли?

— Зачем упекли? — недоуменно спросил Шрудель. — Он сам спятил. Так сказать, без посторонней помощи. А что тебя смущает? Хорошая клиника. Если будет желание, могу устроить экскурсию.

— Да уж спасибо, я как-нибудь обойдусь, — сглотнул комок Гриша.

— Ну и зря. Можно было бы сходить, посмотреть что-то. Надо только для виду посетителями заделаться. У них там прям все для творчества. И, кстати, драмкружок просто отличный. В Кащенко тоже ничего, но сцена меньше. Там же дурдом. Кругом одни психи — чего с них возьмешь? Они и ставят, чего им в голову взбредет. Такая антисоветчина — любой Таганке сто очков форы даст. А какая там стенгазета!

Тут Шрудель мечтательно закатил глаза и зацокал языком.

— Это ж песня, а не газета. Какие названия, какие рубрики! Например, рубрика «Здоровая критика». Это в дурдоме-то. Или «За нами будущее!». Или «Кто не с нами, тот против нас». Да-аа… Нет, положительно, товарищ Гранкер, нам надо посетить дурдом.