— Да.

— Беги… ноги ходкие…

Я вышел из маленького чума. С того мгновения, как закрылся полог, слово старика стало моим сердцем: беги — беги — беги… — говорило сердце.

В одно мгновение все переменилось, и мутная жизнь стала ясной.

Никто из людей не знал, какую спасительную тайну носит в себе Собачье Ухо.

С того мгновения появилось у меня занятие — я готовился к побегу. Каждую вещь, каждое услышанное слово прилаживал к своему замыслу. У меня был свой лук — один из трех, которые сделал когда-то широкий человек своим сыновьям, каждому по силе. Того, что достался мне, хватало, чтобы добыть глухаря или зайца, но я знал, что это уже полдела. Оставалось где-то раздобыть побольше стрел, подновить лыжи и достать еды на первое время.

Стрелы я пробовал мастерить сам — уходил к реке, срезал маленьким ножом лозу в заледенелых прибрежных зарослях, откладывал трубчатые полые кости, чтобы потом вырезать из них наконечники. Это было трудным делом: меня почти никогда не брали на охоту — прекрасным охотником рос Ябтонга, его удачи и удачи широкого человека хватало на то, чтобы семья не голодала.

Явире ходил по пятам брата и отца и изнывал от медлительности времени, которое мешало в одночасье стать таким, как они.

А я, Собачье Ухо, оставался в становище помогать Уме и Наре. Женщины не обижали меня, но и не отпускали от себя без надобности. Девочка Весна — в ту пору ей шел четырнадцатый год — наверное, считала меня одной из своих кукол, и требовала, чтобы заморыш постоянно был на виду.

— Ты слабый, тебе нельзя уходить далеко, — говорила она.

— Я — мужчина.

— Какой ты мужчина, — смеялась Нара. — Сходи на реку, там есть светлый лед, отчисти его от снега и посмотри на себя.

Я брал топор, ручные нарты и говорил матери, что иду за дровами, а сам шел к тайному месту, в котором хранил заготовки для стрел и наконечников. Если каждый день делать хотя бы по одной стреле, то к исходу зимы можно наполнить колчан, с которым не страшно уходить в тайгу, — так думал я. Но руки еще плохо знали работу, наконечники получались кривыми и громоздкими, как клюв ворона, древки ломались… А самое главное, в ту пору я не знал, что стрелы из лозы делают только на забаву детям. Для настоящей стрелы нужен отобранный один из сотни высушенный лиственничный ствол, острое тесло, крепкие руки и несколько лет учения. Ничего из этого я не имел, ни разу не видел, как их делают. Но незнание мне заменило упорство.

Прошло много дней, прежде чем получилась первая стрела, какой я ее видел, — ровная, острая, с пестрым оперением филина. Вторая появилась быстрее, третья — за день.

Однажды, отправляясь за дровами, я бросил в нарты свой невеликий лук. Добравшись до тайника, бережно убрал снег с большого куска бересты, прикрывавшей хранилище, и достал первую стрелу. Чтобы не потерять драгоценность в ветвях, не сломать наконечник об твердое дерево, я выстрелил в небо. Стрела ушла ввысь, превратившись в мерцающую черную точку, на мгновение зависла в небе и начала возвращаться. Не задев ни единой ветви, кратким хищным шипом она вошла в снег в десятке шагов от меня. Но взять стрелу в руки я уже не мог — ее держала Девочка Весна и улыбалась. Она шла по моему следу и спряталась за широким стволом мертвой сосны. Нара улыбалась.

— Так-то ты рубишь дрова, — сказала она.

— Отдай.

Одной рукой Нара взяла стрелу за основание наконечника, другой за оперение.

— Хочешь — сломаю?

— Отдай.

Девочка Весна услышала дрожь в моем голосе.

— Зачем тебе стрелы?

— Охотиться. Хочу добывать зверя.

— Разве тебе не дают мяса?

— Хочу сам.

— Сам? Какой ты охотник? Сходи на реку, там есть светлый лед, отчисти…

— Я уже был на реке.

— Может, ты хочешь жить своим очагом? — сквозь смех спросила Нара.

— Хочу, — неожиданно для себя произнес я.

— Твой ум где-то далеко ходит, когда ты это говоришь. Ты мал ростом, ниже меня.

— Что из этого?

— Ты не осилишь лук, которым можно убить оленя или сохатого. Чем будешь кормить свою жену? Куропатками и рыбой?

— Мне не нужна жена.

— Это ты никому не нужен. Я бы удавилась постромками, но не пошла бы за такого заморыша. Если желаешь жить дальше, то живи здесь. Всегда живи.

Я сделал шаг навстречу Наре. Стрела в руках Девочки Весны согнулась дугой.

— Сломаю…

На мгновение я онемел, когда понял: еще слово — и эта злая тварь вытянет из меня спасительную тайну. Она и так знает почти все. Я зарычал от отчаяния и бросился…

Взвизгнула Нара, древко хрустнуло, вместе мы рухнули в снег, превратившись в зверька, бьющегося в силке.

Я пришел в себя, когда увидел розовое пятно на снегу — это была кровь. Костяной наконечник распорол щеку Нары, она сидела напротив, зажав рану ладонью, — красные змейки появились между пальцев и заползали в рукав парки.

— Покажи…

— Росомаха, рыбье дерьмо, — глухим шепотом выпалила Девочка Весна, вскочила и понеслась к стойбищу.

Первой мыслью была мысль сбежать прямо сейчас. У меня есть лук, несколько стрел, ручные нарты, маленький нож и топор.

Широкий человек, Ума и братья увидят распоротую щеку Нары, спросят, кто поднял на нее руку, и Девочка Весна расскажет о тайнике заморыша, который, скрываясь, делает стрелы, а кроме того, хочет охотиться сам, уйти и жить своим очагом. Больше всех удивится Ябтонга — он уже привык к тому, что человек, которому он мочился в лицо, почти совсем перестал разговаривать. Старший сын Ябто будет думать, что можно сделать больше того, что он уже сделал с человеком, носящим лицо ненавистного Ерша. Блестящий будет ему советовать…