– О господи! Мама! Слова-то какие: импонируют! Нет, террористы мне не нравятся. Ни баскские, ни любые другие. Но только националистов я тоже терпеть не могу. А этот, язык не поворачивается сказать «учитель», да еще по культуре, закончил тем, что в Эускади живут одни террористы, а баски ничем не отличаются от арабов.

– К сожалению, в мире полным-полно таких людей. Ниночка, и национализм, и расизм были, есть и будут. Люди зачастую жестоки и себялюбивы. И каждый ищет свое место под солнцем. А места на всех не хватает, вот и приходится кого-то угнетать и порабощать. Конечно, такие обобщения неприятны.

– Неприятны? Да они возмутительны, унизительны и отвратительны. А когда их произносят с кафедры учебного заведения, они сами становятся террористическим актом. И с этим надо что-то делать! – Щеки у Ниночки раскраснелись. Глаза пылали праведным гневом, волосы, которыми она то и дело встряхивала для придания значимости своим суждениям, разметались по плечам. Натка с неуместной улыбкой разглядывала дочь. А что было делать, если Ниночка стала прехорошенькой юной дивой (волосы вьются, глаза искрятся, губы дуются, а жилка на шее пульсирует), которая борется за идею и не осознает своей привлекательности. Натка подавила искушение подняться и притянуть к себе дочь и спросила спокойно:

– Ну и что же ты сделала?

Нина скривила губы:

– Спросила, что он имеет против арабов.

– И-и?

– И пошло-поехало. Такого наговорил, что у половины аудитории уши в трубочку свернулись. Обозвал их варварами, недоумками, отсталыми людьми, которым не место в обществе. А ислам вообще, по его убеждению, надо запретить, потому что он не несет в себе никакой (никакой!) культурной ценности. Ты представляешь, мам?! И это говорит преподаватель культуры Испании, где семь веков царствовали арабы и оставили здесь богатейшее культурное наследие.

– Ну, вероятно, он никак не может оправиться от этого ига? – Натка постаралась шуткой разрядить обстановку, но Ниночка явно была не готова адекватно реагировать на юмор. Она уже почти кричала:

– Да плевать я хотела, от чего он там не может оправиться. А как же Хайям, Авиценна, пророк Мухаммед, наконец? Или в заповедях ислама можно найти что-то безнравственное? В общем, мы все были возмущены.

– Ясно. Возмущены были все, но вслух возмутилась одна ты.

Ниночка нервно дернула плечами, что означало правоту матери, которую ей признавать не хотелось, но все же пришлось.

– Так получилось, – вяло согласилась она.

– Не нашлось ни одного баска, способного дать отпор грубияну?

Нина развела руками.

– Пришлось брать дело в свои руки? – Натка говорила спокойно и ласково, убеждая дочь в том, что она поддерживает ее целиком и полностью.

– Ага. – Ниночка успокоилась и даже изобразила подобие улыбки.

– И как же ты выступила? – А в том, что дочь выступила, Натка ни капельки не сомневалась.

– Сначала я спокойно попросила его объяснить, что конкретно он имеет против арабов. А он ничего вразумительного не ответил, но попросил меня замолчать, потому что я «еще ничего не понимаю в этой жизни, а он в национальных вопросах собаку съел и точно знает, кто есть кто». Я же, заметь, абсолютно спокойно сказала, что в арабах разбираюсь прекрасно, потому что моя мама с ними проработала полжизни. И добавила, что арабы такие же, как все люди. Они – разные. Есть хорошие, есть плохие, как и везде. И не надо всех под одну гребенку.

– А потом?

– Потом он разошелся. Заявил, что в Израиле меня за подобные заявления расстреляли бы. А я сказала, что и там нашлись бы нормальные люди, разделяющие мое мнение. И вообще, национальность человека не имеет никакого отношения к его характеру. Вот испанцы, например, жизнерадостные, улыбчивые, легкие, солнечные люди. Но он ведь тоже испанец, а дерьмо дерьмом.

– Так и сказала? – ахнула Натка.

– Нет, к сожалению, хотя надо было бы. Я просто назвала его человеком радикальных взглядов.

– И за это тебя отчисляют?

– Нет, конечно. Дальше еще кое-что было. Он заорал, что его радикальные взгляды – единственный верный путь в современном мире. А я если их не разделяю, то и сама являюсь террористкой еще и потому, что моя мамашка (так и сказал: «мамашка») работает с арабами. А яблочко от яблони, как известно…

– А ты? – осторожно спросила Натка.

– А я ему врезала!

– Как?

– С криком «Хам!» прямо по физиономии. Он же тебя террористкой обозвал, придурок!

Натка смотрела на дочь с удивлением и восхищением одновременно. Дольше сдерживаться она не могла. Вскочила, обняла дочь, искренне похвалила:

– Молодец!

Нина отстранилась, взглянула на мать с недоверием:

– Ты не будешь ругаться?

– А за что? Ты же меня защищала, и себя, и идею правильную. Все люди – братья.

– Да, но меня же отчислили.

Натка дернула плечами точно так, как это делала Ниночка, изображая полнейшее равнодушие к проблеме. Снова обняла дочь, погладила по голове, расцеловала в горящие огнем щеки: