— Мы будем держать это под контролем, будь уверена, Энни, — сказал Джино доверительно. И опять она поверила ему.

Пока подыскивали подходящие лекарства, которые бы за-188 рекомендовали себя лучшим образом (замедляющие течение болезни или даже излечивающие ее), она должна была доверчиво принимать витамины и обезболивающие препараты, а также больше отдыхать и спать. В дополнение доктора рекомендовали ей две вещи: избегать солнца и молиться.

— Молиться о чем? — спрашивала Андрианна, отворачиваясь от Джино и глядя плачущими глазами на врачей, — о выздоровлении? Или только о том, чтобы не умереть?

— Поскольку, как мы знаем, еще ни у кого не было полного выздоровления, вы должны молиться, мисс Соммер, об избавлении от боли, о затухании болезни. Бывает, что у некоторых людей эта болезнь затухает на несколько десятилетий.

Затухание. Волшебное слово. Но молиться за это казалось также нелепо, какой нелепой была сама болезнь. Как люпус (волки), которые появляются незаметно и загадочно, как бы приглашенные по чьему-то капризу, приходят, насколько им нравится, и уходят, когда захотят, оставляя скорбящего хозяина наедине с его проблемами.

Но Джино, как бы заменивший больной отца, был еще и всемогущим магнатом, — он не удовольствовался слепой верой в чудесный добрый случай. Озабоченный возможностью лечения, он отказывался от всякого другого варианта, кроме полного затихания болезни.

— Мы добьемся затухания, Энни, такого затухания, которое продлится навсегда. Ты увидишь.

И опять Андрианна поверила ему. Но она никогда не прекращала молиться.

Поиски правильного лечения отняли меньше времени, чем обследования с целью установления диагноза, но осуществлялись с гораздо большим старанием. Андрианна знала теперь, против кого она сражается. Враг был обнаружен, она способна сопротивляться. А если она чувствовала какое-либо отчаяние, Джино умел поднять ее настроение своим неподдельным энтузиазмом и необыкновенным весельем. Он сделал так, что она ни на что не обращала внимания. Ну приходят какие-то докторишки, ну экспериментируют с различными лекарствами, чтобы контролировать ее состояние.

Первое, на чем он настоял — это, чтобы она продолжила, свое образование, если не формально — в школе, то хотя бы под руководством частных, приходящих преподавателей, и он нанял их, преподавателей всех предметов. Она довела до совершенства свой французский и выучила итальянский. Был прекрасный наставник, подготовивший ее в области истории искусств. Художник научил ее рисовать, скульптор показал ей, как обрабатывать камень и как лепить. Был даже такой наставник, который научил ее основным принципам архитектуры. Был и такой, который научил ее высшей математике. Был у нее учитель, поставивший ей хороший голос, преподаватель танцев, сценического искусства, потому что она обожала театр. Она научилась играть на фортепьяно, не сверхблестяще, но вполне прилично, а также на гитаре, просто для удовольствия.

Бывало, что Джино и сам превращался в учителя, причем так же легко, как умел он быть близким другом и опекуном. В лучшее время суток превращались вечера, когда Джино рассказывал ей о мире и людях, его населяющих, об автомобильном бизнесе и мире финансов в целом, о вине и прекрасной пище, об искусстве хорошо пожить.

Затем, когда лекарства в конце концов были подобраны и она стала чувствовать себя почти как здоровый человек, доктор объявил, что ее состояние здоровья подконтрольно ему и что она могла бы жить нормальной жизнью здоровой женщины так долго, пока не переутомится или не выставит себя под открытые лучи солнца, но что ей следует помнить о витаминах и лекарствах, которые постоянно нужно будет принимать.

В тот вечер Джино забрал ее с собой, чтобы отметить это дело. Они пошли в «Остерию дель Орсо», ресторан, который Андрианна считала более романтическим, чем любой другой во всей Европе. Там, во дворце, построенном в шестнадцатом столетии, посетители ресторана вкушают пищу под золотым потолком при свечах, воткнутых в старинные серебряные подсвечники, а их уши наслаждаются превосходной игрой на струнных инструментах.

В длинном, обтягивающем платье из белого крепа, с ожерельем, хорошо лежащем на ее груди, Андрианна чувствовала себя сказочной принцессой, возбужденной, может быть, даже несколько опьяненной… Ей нравилось все, все, что происходило в тот день, все казалось прекрасным. Она чувствовала, что вполне вероятно появление ее Прекрасного Принца, который прилетит на крыльях и унесет ее, чтобы остаток вечера провести вместе.

А затем, после нескольких стаканов вина и превосходной телятины, запеченной с грибами, за которой последовал великолепный торт, пропитанный ромом, после чашки кофе-экспрессо и конфеты от Франжелико, произошло нечто. Из внутреннего кармана пиджака Джино извлек маленькую бархатную коробочку и преподнес ей. Дрожащими пальчиками она открыла ее, и то, что увидела, заставило ее затаить дыхание.

Когда она переживала худшие дни в своей жизни, Джино постоянно старался развлечь ее подарками: колечко с жемчугом, золотой браслетик, малюсенькое сердечко на цепочке, брошка в виде черепашки с глазками из сапфиров, бусы из розового жемчуга. Этими подарками он стремился поддержать в несчастной девушке бодрость духа. Но это кольцо действительно было настоящим ювелирным украшением: огромный изумруд, в обрамлении бриллиантов. Такие кольца дарят любимым, женихи — невестам.

В смущении она посмотрела на Джино. Что значит это кольцо? Может быть, он собирается просить ее руки? Означает ли оно конец одного типа отношений и начало другого? Был ли Джино ее Сказочным Принцем, просто превратившимся в этого человека, как и положено в волшебной сказке?

— Ох, Джино, это восхитительно! Я даже не знаю, что сказать.

— Не надо ничего говорить, кроме того, что оно тебе нравится и что ты будешь носить его как талисман, сохраняющий твое здоровье.

— Но это слишком много! Сегодня даже не мой день рождения.