Зингер Джун
Шрифт:
— Сегодняшний день даже важнее дня твоего рождения. Это день, когда ты стала «защищенной медициной молодой женщиной». Он должен быть отмечен особым подарком.
— И все-таки подарок… чересчур… Очень дорогой. А вы и так продемонстрировали свое благородство… Более чем благородство. Нет, Джино, я не могу принять это.
Тогда он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.
— Теперь слушай меня внимательно, Энни, и слушай старательно. Поскольку я отец Гая, я достаточно стар, чтобы быть твоим отцом, и я собираюсь дать тебе один отеческий совет. Ты достаточно взрослая, чтобы понять его. Когда кто-то предлагает тебе что-то дорогое, то ли совет, то ли некую материальную ценность, бери это! Хватай обеими ручками и наслаждайся или сбереги на случай дождливого дня. Жизнь — капризная вещь. В один день она за тебя, в другой — против. И чем больше ты будешь рассчитывать на лучшее будущее, тем дальше оно будет от тебя. А теперь позволь мне надеть это тебе на пальчик.
Она встала, выставив правую руку, а он надел кольцо на третий палец, причем оно пришлось совершенно впору. Потом он встал и расцеловал ее в обе щеки, и они пошли домой.
Когда она готовилась лечь в постель в ту ночь, она подумала, как прекрасно было то, что произошло с ней в этот вечер. Так или иначе она и Джино пересекли какую-то невидимую линию. С этого вечера она и он будут все меньше отцом и дочерью и все больше настоящими друзьями, как двое взрослых. Но потом, после того, как она выключила свет, легла в кровать и укрылась одеялом, и лежала в темноте, она стала гадать, почему же, несмотря ни на что, что-то щемило ее сердце?..
В последующие месяцы она и Джино стали не только друзьями, на почти равном уровне, но и хорошими компаньонами во всех смыслах этого слова, хотя они и продолжали прежние отношения учителя и ученицы. Наиболее впечатлил ее тот случай, когда он взял ее в лучшие дома моды Парижа и Милана, учил ее великому искусству моды, искусству одеваться со вкусом. Он решил, как она должна выглядеть. Черный цвет больше всего подходил к ее черным волосам и лицу цвета слоновой кости. А когда они посетили наиболее фешенебельные выставки мод и присутствовали на показе мод, у нее ни разу не возник вопрос, Правилен ли был его выбор, правильно ли он определил ее стиль.
— Хотя тебе только двадцать один год и ты еще очень молодая женщина, Энни, ты должна всегда помнить, что как бы там ни было, ты остаешься леди и должна одеваться, как подобает леди, это означает, что одежда должна быть элегантной вне зависимости от капризов моды. Это значит хорошую ткань, хороший покрой, хорошее впечатление от наряда. Но это не означает, что ты должна превратиться в незаметную коричневую мышку. Всякий и каждый твой наряд, даже для спортивных игр, должен быть определенным заявлением о себе.
В соответствии с этим он подбирал ей наряды от Диора, Халстона, Шанеля, Сен-Лорена. Ни один элемент ее гардероба не был оставлен без внимания. Это были шубы от Фенди и обувь от Балли и Ферригамо, сапоги для верховой езды, мягкие, как масло, вручную выделанные и вручную сшитые лучшим сапожником Рима.
Были сумочки от Гуччи и шарфики от Гермеса, и ювелирные украшения, каждое из которых она воспринимала как драматическое заявление. Настала очередь для чемоданов. Тот, с которым она впервые пересекла океан и побывала в Гибралтаре, не только казался теперь неудобным и неуклюжим, но на нем были даже неправильные инициалы: «Л. В.», то есть Луис Вуйттон. Джино настоял на том, что багаж настоящей леди должен быть снабжен ее инициалами… и поставил золотые «Э. С.» — Энн Соммер.
Они стали вместе работать. Джино привлек ее к делу, а на случай, если кто-нибудь поинтересовался, он дал ей официальный титул. Она стала специальным ассистентом Джино Форенци, своего рода секретарем, посвященным в самые мелкие детали, — когда Джино был в Риме, она тоже была в Риме. Когда он отправлялся на автомобильный завод в Милане, она ехала с ним. То же самое, когда он отправлялся в Лондон или Париж по делу. А когда он собирался отдыхать в Порт Эрколь или Биарриц или на своей яхте «Гаэтано» — она была с ним всегда. Но единственное место по ее выбору, куда он ездил без нее, была Америка: Нью-Йорк, Калифорния, Кембридж, Массачусетс, куда Джино уезжал навестить Гая.
И став леди, безукоризненно прекрасно одетой, с великолепными манерами, превосходно осведомленной, Андрианна играла роль правой руки президента «Форенци моторс». Она вела книгу предстоящих деловых встреч, принимала решение, в какое время Джино мог встретиться с тем-то и тем-то, советовала ему, когда и с кем встречаться, проверяла планы работы автомобильных заводов и часто была официальной представительницей Форенци, выступавшей от его имени.
Она также играла роль хозяйки, будь то на вилле в Риме, в старинного стиля здании с позолоченными стульями и позолоченными потолками; в шале в Сент-Морице, меблированном чуть попроще, или на «ГАЭТАНО» — с красным бархатом и мрамором и золотыми вещами в ванных. Эта яхта особенно часто стояла на рейде в гавани Монако напротив Отель-де-Пари. Все она делала хорошо, старательно, как ее учил ее наставник.
В день, когда доктора сказали ей, что у нее произошло затухание болезни — то ли помогли ее молитвы, то ли воля Джино, то ли загадочные капризы самой болезни? — она почувствовала дикое воодушевление! Это был день, которого они ждали — она и Джино, и она с трудом сдерживала себя от того, чтобы не звонить ему по телефону, чтобы не бежать к нему по улицам, чтобы не кричать ему со всех крыш города. Но она держала себя под контролем. Она хотела, чтобы был особый случай, особая встреча, только они двое, чтобы она могла говорить ему ее прекрасные новости.