Дюма Александр
Шрифт:
— Жан Уллье? А! Милости прошу, если ты пришел от него! Вот кто мне нравится, так это Жан Уллье; однажды он совершил такой поступок, что теперь я ему обязан навеки.
— Какой?
— Это его секрет, а не мой. Однако посмотрим вначале, что от меня хотят сильные мира сего.
— Меня послал сюда твой командир.
— Маркиз де Суде?
— Точно.
— И чего же ему от меня надо?
— Он жалуется, что своими частыми вылазками ты привлекаешь внимание правительственных войск, а налетами вызываешь недовольство горожан и тем самым заранее усложняешь стоящие перед ним задачи.
— Хорошо! А почему он так припозднился с выступлением? Мы уже ждем и не дождемся начала; что же касается меня, то я готов был еще тридцатого июля.
— И затем…
— Как! Это еще не все?
— Нет, он тебе приказывает…
— Он мне приказывает?
— Постой же, наконец! Ты можешь ему повиноваться или нет — это твое дело, но он тебе приказывает…
— Послушай, Куцая Радость, что бы он мне ни приказал, я заранее могу поклясться…
— В чем?
— Что не выполню его приказа. А теперь, говори: я тебя слушаю.
— Хорошо. Он тебе приказывает, чтобы до двадцать четвертого числа в округе было тихо и твои люди не останавливали дилижансы и путников на дороге, как это было до сих пор.
— А я тебе клянусь, — ответил метр Жак, — что остановлю первого, кто попадется мне сегодня вечером на всем пути от Леже до Сент-Этьенна и обратно! Что же касается тебя, Куцая Радость, ты останешься здесь и расскажешь ему обо всем, что увидишь.
— Ну уж нет! — возразил Обен.
— Как это нет?
— Вы так не поступите, метр Жак.
— Черт возьми, я это сделаю.
— Жак! Жак! — настойчиво продолжал трактирщик. — Ты должен понять, что своим поведением ты позоришь наше движение.
— Возможно, но я докажу этому старому солдафону, что ни я, ни мои люди никогда не будут у него в подчинении и что его приказы здесь не имеют силы. А теперь, когда вопрос о приказах маркиза де Суде закрыт, можешь перейти к поручению, которое тебе дал Жан Уллье.
— Будь по-твоему! Я его встретил вблизи моста Сервьер. Он спросил меня, куда я иду, а когда узнал, что к тебе, он сказал: «Черт возьми, ты как раз тот человек, кто мне нужен! Попроси метра Жака освободить на несколько дней его берлогу, чтобы кое-кто смог в ней на время спрятаться».
— А! И что, он не назвал тебе имя этого человека?
— Нет.
— Неважно! Кто бы ни пришел от Жана Уллье, он будет желанным гостем, так как я уверен, что Жан не обратился бы ко мне с пустяковой просьбой. Он не похож на знатных бездельников: те только говорят, а всю работу сваливают на нас.
— Среди них есть разные люди: и плохие и хорошие, — философски заметил Обен.
— А когда прибудет тот, кого надо будет укрыть? — спросил метр Жак.
— Сегодня ночью.
— А как я его узнаю?
— Его приведет Жан Уллье.
— Хорошо! И это все, о чем он меня попросил?
— Не совсем. Он хочет, чтобы твои парни тщательно проверили, не бродит ли ночью по лесу какой-нибудь подозрительный человек, и осмотрели бы всю округу, обратив особое внимание на тропу, ведущую к Гран-Льё.
— Вот видишь! Мой так называемый командир мне приказывает никого не задерживать, а Жан Уллье просит, чтобы я освободил дорогу от красных штанов и городских недоумков; еще один повод, чтобы сдержать слово, которое я тебе только что дал. А как Жан Уллье узнает, что я его жду?
— Я должен его предупредить, что в Тувуа нет солдат.
— А как?
— С помощью ветки остролиста с пятнадцатью листочками, которую он найдет лежащей посередине дороги острием в сторону Тувуа на полпути от Машкуля у развилки Ла-Бенат.
— Тебе сообщили пароль? Жан Уллье наверняка его не забыл.
— Да, «Победа», а отзыв: «Вандея».
— Хорошо! — сказал, вставая, метр Жак и направился к середине поляны.
Там он подозвал к себе четырех человек, что-то тихо им сказал, и все четверо без лишних слов разошлись в разные стороны.
Метр Жак велел принести из подземелья кувшин, похоже наполненный водкой, и предложил выпить своему приятелю, а в это время с четырех сторон, куда только что направились дозорные, подошли четверо крестьян.
Это были часовые, которых сменили их товарищи.
— Вы видели что-нибудь заслуживающее интереса? — спросил их метр Жак.
— Нет, — ответили трое.
— Хорошо! А ты, почему ты молчишь? — обратился он к четвертому. — Ведь у твоего поста самое выгодное расположение.
— Проехал дилижанс из Нанта в сопровождении четырех жандармов.