— Пусть счастье придет откуда пожелает Бог, и я ему за это вознесу молитву; однако я не думаю, что оно войдет в замок Суде вместе с господином Мишелем.

— А почему, скажи-ка на милость, мой славный Жан?

— Потому что, господин Малыш Пьер, с каждым днем я все больше и больше сомневаюсь в чувствах господина Мишеля к мадемуазель Берте.

Малыш Пьер в раздражении пожал плечами.

— Позвольте мне, мой дорогой Жан Уллье, — сказал он, — усомниться в вашей осведомленности в любовных делах.

— Возможно, — возразил старый вандеец, — но если союз с мадемуазель Бертой является для молодого человека самым большим счастьем, о котором только можно мечтать, скажите тогда, почему ваш подопечный поспешил исчезнуть с фермы и где-то бродил всю ночь как помешанный?

— Он бродил ночью потому, — ответил Малыш Пьер, — что от счастья не мог усидеть на месте, ну а уехал с фермы, чтобы выполнить, по всей вероятности, одно из поручений, связанных с нашим делом.

— Надеюсь, что все так и есть; я вовсе не из тех людей, кто думает только о себе и, несмотря на то что я уже принял решение покинуть замок в тот день, когда сын барона переступит через его порог, буду днем и ночью молиться о том, чтобы мое дитя обрело с ним счастье, и одновременно следить за этим человеком и постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы мои предчувствия не оправдались и чтобы вместо обещанного счастья он не принес моей девочке одно лишь горе.

— Спасибо, Жан Уллье! Итак, я могу рассчитывать на то, что вы не будете больше выступать против моего юного подопечного? Вы мне обещаете?

— До поры до времени, пока у меня не будет в руках веских доказательств, я спрячу подальше и мою ненависть и мое недоверие — это все, что я могу вам обещать; но не просите меня ни любить его, ни уважать.

— Непримиримое племя! — произнес вполголоса Малыш Пьер. — Вот откуда идут его сила и величие.

— Да, — ответил Жан Уллье на реплику Малыша Пьера, произнесенную достаточно громко, чтобы ее услышал старый вандеец, — любить так любить, ненавидеть так ненавидеть, третьего не дано; но скажите, господин Малыш Пьер, вам ли на это сетовать?

И он пристально посмотрел на молодого человека, словно с уважением бросая вызов.

— Нет, — ответил Малыш Пьер, — я сетую на это меньше, чем кто бы то ни был другой; к тому же, пожалуй, это все, что унаследовал Генрих Пятый от четырнадцативековой монархии, однако, похоже, этого мало.

— Кто так сказал? — произнес с угрозой в голосе вандеец, поднимаясь с места.

— Вы скоро узнаете. Жан Уллье, мы только что говорили о ваших делах, и я об этом не жалею: наш разговор ненадолго отвлек меня от грустных мыслей. Ну а теперь настало время заняться моими делами. Который час?

— Половина пятого.

— Разбудите ваших друзей; политика не повлияла на их сон, чего нельзя сказать обо мне, ибо моя политика — это материнская любовь. Идите, мой друг!

Жан Уллье вышел. Низко опустив голову, Малыш Пьер несколько раз прошелся по комнате; от нетерпения топнув ногой, он заломил в отчаянии руки и, когда подошел к камину, внезапно почувствовал, как сжалась у него грудь и по щекам скатились две крупные слезы. И он упал на колени. Сложив в молитве руки, он обратился к Богу, вершившему судьбами королей на земле, с просьбой пояснить его распоряжения и придать ему необходимой силы, чтобы не остановиться на полпути и продолжить борьбу или же смириться со своим несчастьем.

Через несколько секунд в комнату вошли Гаспар, Луи Рено и маркиз де Суде.

Застав Малыша Пьера погруженным в размышления и молитвы, они замерли на пороге, а маркиз де Суде, рассчитывавший, как в доброе старое время, подать приветственный сигнал подъема, почтительно остановился.

Однако Малыш Пьер услышал, что дверь отворилась; он поднялся с колен и, обращаясь к вошедшим, сказал:

— Входите, господа, и простите, что я прервал ваш сон, но мне необходимо сообщить вам важную новость.

— Это нам следует просить прощения у вашего королевского высочества за то, что, вместо того чтобы предупредить ваше желание, мы спали, когда понадобились вам, — произнес Луи Рено.

— Мой друг, сейчас не время обмениваться любезностями, — прервал его Малыш Пьер, — будучи уделом королевской власти в зените славы, они неуместны, когда эта власть попирается во второй раз.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мои дорогие и верные друзья, — продолжал Малыш Пьер, повернувшись спиной к камину, в то время как вандейцы стояли перед ним полукругом, — я хочу вам сообщить, что вызвал вас, поскольку возвращаю ваше слово и прощаюсь с вами.

— Вы возвращаете наше слово! Вы прощаетесь с нами! — воскликнули в один голос удивленные сторонники Малыша Пьера. — Ваше королевское высочество собирается нас покинуть?

Затем, переглянувшись, они сказали:

— Но это невозможно!

— И между тем так надо.