Так, сегодня, значит, больше не поспать. Значит, предстоит двадцать один час бодрствования, почти сутки. Но перспектива спокойно, в одиночестве позавтракать заставила ее быстро подняться с постели и направиться в душ.

Утренний туалет занял семнадцать минут. Натянув джинсы с футболкой, она побежала на кухню, перепрыгивая через ступеньку. Кофе был еще горячим. Слава тебе, Господи!

Только она стала разбивать яйца на сковородку, как услышала хлопанье входных дверей.

— Вейд! Если ты… — начала Лу, но остановилась, увидев Витакера.

Вид у него был ужасный. Глаза красные, под глазами — синяки, грязный, небритый, пропахший дымом, еще не пришедший в себя после вчерашнего потрясения…

— Ты плохо выглядишь, — сказала она.

— И чувствую себя ужасно.

— Хочешь есть? Я сейчас приготовлю и на твою долю.

Она повернулась и хотела подойти к холодильнику, но Витакер остановил ее, обнял и выключил газ.

— Не хочу, — сказал он, зарываясь лицом в ее волосы.

Она откинулась назад. А его руки уже забирались под футболку, ласково и жадно гладя кожу горячими ладонями. Лу почувствовала, как лихорадочно бьется его сердце.

— Дети сейчас вернутся, — сказала она.

— Я послал их в аптеку, — ответил он, не отрываясь от нее. — Дал им свою кредитную карточку и сказал, чтобы они потом шли в кино. У нас есть три-четыре часа.

Она запаниковала. Конечно, когда-нибудь это должно было произойти, но почему именно сейчас? Ну вот, ей сорок три года, а она дрожит перед мужиком как девственница.

— Они точно не вернутся? Что сказал Вейд?

— Он сурово заглянул мне в глаза и велел о тебе позаботиться. Твой сын, наверное, хотел этим сказать, что, если я тебя обижу, он мне голову оторвет, — Витакер наклонился и стал целовать ее шею. — Я очень хочу о тебе как следует позаботиться, и сейчас же!

— Но я хотела сначала сбросить вес и, вообще, подготовиться…

— Болтушка ты, Лу.

— Я не готова. Почему именно сегодня?

— А почему бы и нет?

— Может, согласишься на компромисс?

— Нет. Соглашусь только на содействие.

Его руки поднимались все выше. Лу оглохла от собственного пульса. Но ждала большего. Он стал гладить ее грудь, просунув большие пальцы под лифчик. Она вдохнула и не смогла выдохнуть. Но ждала большего.

— Не надо сбрасывать вес, Лу. Мне все в тебе нравится: как ты пахнешь, как ты думаешь, как ты добиваешься, чего хочешь. Но больше всего, как ты чувствуешь.

Она закрыла глаза. Зачем так быстро и сразу? Но тело ее колебалось в такт ласкам, отзываясь на них помимо воли, ослабляя ее сопротивление и страхи. Для очистки совести она сделала последнюю попытку.

— Ты не думаешь…

— Я хочу тебя, Лу. Сейчас.

Да, именно сейчас! Его прерывающийся голос вызвал отзвук в ее душе. Конечно, сейчас! Она всегда говорила, что надо жить сегодняшним днем, ничего не откладывая на завтра! Непроизвольно Лу подняла руки и стала гладить его по голове.

Он расстегнул ей лифчик и приподнял груди на ладонях. Лу выдохнула и замерла, следя за собственными ощущениями. Давно забытыми ощущениями. Сладкие судороги стали проходить волнами по всему телу. Замерев на минутку, она позволила ему снять с себя футболку. Стало холодно, но он развернул ее к себе лицом и прижал к своему горячему телу.

— Ты прекрасна, — сказал он.

Она и чувствовала себя прекрасно. Из-за него, из-за того, что и он тоже чувствовал себя прекрасно. Положив руки ему на грудь, Лу чуть отстранила его и стала смотреть ему в лицо. Он позволил ей немного отстраниться, но из рук не выпускал. Страсть, нежность, острое желание дарить и принимать в подарок ласку и еще — железная мужская уверенность в себе — вот что отражалось в его глазах.

— Ты выглядишь воинственно.

— Это тебе нравится?

— Мне все в тебе нравится!

Боб стал целовать ее и заполнил собой весь мир. Больше она ничего не видела и не слышала, только чувствовала его поцелуи и горячее тело. Она сама впилась в него губами и ни за что не согласилась бы отпустить. Они прижимались все крепче и крепче друг к другу, пока зубы их не соприкоснулись.

Она резко рванула его рубашку, так что пуговицы посыпались на пол. Витакер торопливо освободился от рубашки. Лу обняла его за талию и снова прижалась к нему. Кожа к коже — так гораздо лучше. Теплее. И ближе к нему. Чем ближе — тем лучше. Пусть они сольются в одно целое!

Он застонал сквозь стиснутые зубы. Его рука, протиснувшись между их телами, нашла «молнию» на ее джинсах и, расстегнув ее, стянула их с бедер. Лу сама завершила начатое, отбросив ненужные брюки и трусики, и тоже застонала, когда он приподнял ее и раздвинул ей ноги так, чтобы они обхватили его за бедра. Голова закружилась, мысли исчезли, остались одни ощущения от его жадных, ищущих движений. Она прильнула к нему и только постанывала, когда он всасывал ее язык глубоко к себе в рот.

Мир стал то пропадать совсем, то появляться вновь, когда он опустил ее на нагретый солнцем стол.