Шрифт:
— Не знаю. Не видела и не слышала.
— Все в один голос говорят, что в день своего увольнения он где-то прятался. Так что, похоже, у него не было времени, чтобы испортить нашу базу данных. И еще я слышал, что его жена закрыла все их совместные счета в банке, а его застукали где-то с любовницей.
Лу смерила его с головы до ног ледяным взглядом.
— Как вы считаете, может ли уважающий себя человек распространять подобного рода слухи?
— Э-э-э… Да я… просто, чтоб разговор поддержать…
— В следующий раз выбирайте другую тему. Все. Мне пора идти, — сказала она, толкая свою тележку.
— Э, да не дергайте вы так, сначала надо расцепить их. — Он улыбнулся. — Вы куда-то торопитесь?
Но с нее было довольно.
— Держитесь! — сказала она и дернула изо всех сил.
Что-то лязгнуло, ее тележка подпрыгнула, и колеса освободились. Луис замахал руками, чтобы удержать равновесие. Его глаза и рот округлились от испуга и удивления. Он не удержался и, охнув, упал на полку с продуктами.
— Очень вам сочувствую, — сказала Лу и добавила: — Закройте рот, а то муха влетит.
Победно улыбаясь, она зашагала прочь. «Нет, каков мерзавец, а?!» — возмущалась Лу про себя. И оставила его одного наводить порядок на разгромленной полке.
Огнепоклонник поставил машину на стоянке, расположенной на краю квартала, в котором жила Рыжая Сука. Плохое место: слишком много окон. И слишком много людей, снующих туда-сюда, даже по ночам. Место не в его вкусе, что и говорить.
Он посмотрел на часы. Скоро она должна приехать. Он видел, как она ходила по магазину, делая покупки, потом складывала их в багажник. Он обогнал ее по дороге и приехал раньше на несколько минут.
И правда, «королла» подъехала очень скоро, своими фарами чуть-чуть не достав до его машины. Он барабанил пальцами по рулю, наблюдая за ее парковкой.
Вдруг в зеркальце заднего обозрения появилась старушка с парой шотландских овчарок на поводке.
Старушка сразу вылетела из головы, как только скрипнула, открываясь, дверь в доме Малотти. Рыжая Сука вышла на крыльцо и, обернувшись, стала разговаривать с кем-то, оставшимся в доме. Свет от фонаря падал ей на волосы, отсвечивавшие бронзой. Красивый цвет. Не теплый, как говорят художники, а, можно сказать, горячий. Ему всегда нравились румяные, крупные женщины с грудью пятого номера.
Да, жаль.
Внезапно прямо над ухом раздался стук. Он испуганно вздрогнул. Оказалось, что к нему в стекло стучалась старушка в шотландском берете. Ее овчарки рвались на поводках, сверкая белыми клыками.
Старуха еще раз требовательно постучалась, делая знаки, чтобы он опустил стекло.
Сердце бешено застучало. Он уже был готов в панике нажать на газ. Но тогда старуха могла запомнить его номер, а в этот раз он сидел за рулем собственного автомобиля. Пришлось опускать стекло, на ходу придумывая правдоподобную легенду.
— Эээ… видите ли, мэм, я, собственно…
— Молодой человек, на этом месте всегда паркуется мой муж. Не могли бы вы отъехать немного в сторону?
— Извините, мэм, я не знал. — Он едва сдержал вздох облегчения.
— Здесь обычно паркуются местные жители. А гости ставят машины вон там. — Она показала пальцем.
Старушка кивнула и потащила собак к своему дому. Он завел мотор, зная, что она не оставит его в покое, а будет наблюдать за ним.
— Эта старая вешалка, еще чего доброго, запомнит мой номер, — злобно пробормотал он.
Он отъехал так, чтобы старуха его не видела, и остановился. Через минуту мимо него проехала «королла». Подождав несколько секунд, он двинулся следом.
Лу Малотти. Наваждение. Он уже стал бредить ею. Везде чудится она. Иногда ему казалось, что когда-нибудь она все-таки поймает его. Он попытался убрать ее. Но вместо этого убил пару попугаев. Опять она подорвала его веру в себя.
Ну ничего. Скоро все станет на свои места.
Лу шла по сухому доку, переступая через лежащие тут и там кабели.
— Привет, Лу!
Голос Тирена Белла раздался справа от нее, из-за стены, защищающей от ветра. Она обогнула стену и обнаружила Тирена, сидящего на перевернутой люльке.
— Недурно устроился, — заметила Лу. — Еще бы сюда телевизор, да?
— У меня перерыв всего пять минут. Надо использовать его на всю катушку. Что делать, становлюсь стар, уже не могу бегать весь день.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать семь.
— Тогда уступи место старшим.