— Да, Антон.

— Софья Николаевна, почему вы все же отказались от регистрации в больнице? — Антон разговаривал уже совершенно спокойно, видимо, отчет шефу слегка организовал.

— Я жива только до тех пор, пока Самоед полагает, что я одна, — вяло, в который раз, начала объяснять. — Как ты думаешь, Антон, что бы подумал Самоед, узнав, что у нищей соседки-студентки, вдруг, появился покровитель, способный за несколько часов провести по документам несуществующую больную? Он бы решил, что я не так проста и действую в связке.

— Черт, — буркнул Антон.

— Вот именно. Я бы на его месте не поленилась и как-нибудь проверила, существует ли вообще эта бабушка. Как-никак лоб под пули подставлять, тут любой лениться перестанет, сто раз перестрахуется.

— А телеграмма? Ваше отсутствие?

— Это нормально. Телеграмму из родного города могла отправить подруга. — Я была смертельно измотана, но понимала, что после объявления по мою душу Самоеда, Туполев всерьез возьмется за добровольную помощницу и потребует объяснения любого поступка. Он четыре года ищет киллера, а я вышла на него за двенадцать часов. Потому я была терпелива и убедительна. — Такие телеграммы удивления не вызывают — девушка решила пару дней от работы закосить, попросила подругу, та и помогла.

— Ну, это-то понятно, — согласился Антон. — Но теперь…

— А теперь, — перебила я, — Самоед знает, что я испугана и потому скрываюсь. Что у меня нет крыши, нет покровителя, и я действую в одиночку. Только в этом случае, он выйдет на связь. Все, Антон, я устала.

— Подождите, Софья Николаевна! — выпалил охранник и замялся: — Вы это… берегите себя. Пожалуйста.

Милый, милый Антон. Твой хозяин отупел от ожидания смерти или пули в позвоночник, он свыкся с соседством безносой и не видит чужого страха. Он привык, закаменел и стал бесчувственным. А ты еще способен понять, как это страшно — гулять под топором.

— Спасибо, — булькнув горлом, сказала я и щелкнула кодовым замком подъезда Анны Леопольдовны.

Чужая доброта всегда действовала на меня укрепляюще. Под ласковым вниманием, я никогда не распускала нюни «ах, пожалейте меня бедняжечку», а наоборот собиралась и становилась лучше. Помню, иду как-то с детской коляской моей сестренки, устала страшно, сумки тяжелые, а впереди крыльцо с высокими ступенями. Подхожу к крыльцу и думаю: «Хоть бы одна сволочь помощь предложила!»

Не успела подумать, как с лавочки возле подъезда вскакивает старичок, подбегает ко мне и говорит: «Давайте помогу колясочку втащить.»

И что вы думаете, тут же делаю я?! Я ласково отпихиваю доброго старичка в сторону и бормочу:

— Что вы, что вы, я сама.

Такая вот упрямая идиотка Софья Иванова. Иванову только пожалей немножечко и она горы свернет. Веревки и гвозди из таких идиоток хорошие получаются. «Гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей», — это обо мне Маяковский написал.

— Что-то ты, Софья, совсем плохо выглядишь, — с порога приветствует меня свекровь. — Борщ будешь?

— Буду, — киваю я. — А выпить найдется?

Свекровь пристально посмотрела на меня и мотнула подбородком:

— Поищем.

Через час, отдохнувшая и морально окрепшая, я заперлась в кабинете Великого Хирурга и достала из спортивной сумки пакет с бумагами по Самоеду. По моим представлениям, киллер сейчас находится в цейтноте, а сколько времени займет у меня читка и анализ, не известно, так что лучше не откладывать дело в долгий ящик и поторопиться. Уже сегодня он может выйти на связь, а я совершенно не представляю, как с ним разговаривать. О чем, знаю, но не знаю, как. Я не чувствую этого человека и могу совершить ошибку. Уже чуть было не совершила. Только после второй рюмки коньяку меня оставили видения отрезанных пальцев и мертвых тел. Если я не смогу остановить убийцу, сколько еще человек погибнет от его пули? Туполева и меня он бы точно достал, и вряд ли остановился на этом. Убийство его профессия, и таких людей надо останавливать.

Бумаг было много. Читать протоколы допросов его брата, я не стала. От них коробила, а я хотела быть твердой, беспощадной и не зацикливаться на жалости. Несчастный повесившийся мальчик мог встать между мной и Самоедом в решающий момент. Нельзя. Табу. Забыть и все.

Психологи и аналитики господина олигарха составили хороший и выпуклый психологический портрет его врага. Я словно бы приблизилась к убийце. Он стал ощутимым, живым и… очеловеченным, что ли? У него появились привычки и недостатки, плюсы и минусы. Он стал для меня профессионалом одиночкой со свернутыми на войнах мозгами и гипертрофированным чувством собственного достоинства. Но так же в этих записках отмечалось, что киллер способен на изощренную мимикрию. Великолепный артист с крепкими нервами снайпера.

Кроме вышеперечисленного, основной акцент я сделала на абсолютной изолированности убийцы и его отличным, но недостаточным знанием компьютера. Хакером Самоед не был. И помощников в этой среде не имел. А из этого следовало, что вскрыть информацию, хранящуюся в ноутбуке, он вряд ли успел за это время. Менее чем за два дня ему следовало найти специалиста, дать ему задание и получить результат.

Успел?

Вряд ли. По моим представлениям, Самоед безотрывочно сидит в какой-нибудь из комнат колабановского дома и ждет Назара.