С: Это очень сильно напоминает мне о методах ведения допросов, которыми пользуются американские власти в тюрьме Гуантанамо; об этом недавно сообщал журнал «Тайм»[988]. Так что всё то, что происходило после Второй мировой войны, похоже, уже стало традицией для американских войск.

Р: Традицией, которую, безусловно, нужно разрушить. Впрочем, на мой взгляд, методы, применяемые после Второй мировой войны в Г ермании были гораздо более распространёнными и гораздо более жестокими, нежели те, что применяются сейчас в Гуантанамо. Какникак, эта тюрьма — исключение. А вот в послевоенной Г ермании американские войска сделали из этого исключения правило.

Из протоколов этих послевоенных допросов, длившихся часами и даже днями, прокуроры составляли так называемые «письменные показания под присягой», оправдательные отрывки из которых удалялись и содержание которых нередко искажалось в результате переформулировки. Помимо этих, весьма сомнительных, «письменных показаний» прокуроры хватались за всё что угодно — например, в качестве улик допускались «копии» документов, не скрепленные присягой, или показания из третьих рук, то есть слухи.

И наконец, на основании приказа SOP №4, узникам говорили, что они могут купить свою свободу, если станут выступать в качестве свидетелей обвинения против остальных.

С: Такое впечатление, что эти возмутительные методы применялись систематически.

Р: Так оно и было. Всё делалось в той или иной степени по плану, в соответствии с «приказами сверху».

С: Но почему арестованные не следовали старой истине и не отказывались говорить без адвоката?

Р: Да очень просто. До начала процесса, то есть в течение нескольких месяцев допросов, обвиняемые были лишены всех консультаций с юристами. И даже во время судопроизводства их адвокаты редко оказывали эффективную поддержку, поскольку назначенные судом адвокаты нередко сами были гражданами стран-союзников; они плохо говорили по-немецки и были мало заинтересованы в защите обвиняемых. А иногда они вели себя прямо как прокуроры, угрожая обвиняемым и советуя им давать ложные признания.

Но, даже когда обвиняемых защищал честный адвокат (как, например, американский юрист Виллис Эверетт), прокуроры и суд максимально затрудняли работу адвоката защиты: последним предоставлялся лишь частичный доступ к материалам дела, или же это делалось с большой неохотой; беседы с клиентами разрешались лишь незадолго до начала суда, а иногда и вовсе уже во время суда, причём только в присутствии прокурора! До начала суда их, как правило, информировали только об основных пунктах обвинения, в общих словах. Ходатайства о допросе свидетелей, дававших оправдательные показания, или возражения против улик, предоставленных обвинением (таких, как вырванные признания), как правило, отклонялись. Это делалось в полном соответствии с постановлениями американских оккупационных властей, поскольку статья 7 из постановления №7 военной администрации в американской зоне оккупации говорит об уставе военных трибуналов следующее: «Трибуналы не будут связаны формальными нормами доказательственного права. [...] Трибунал будет предоставлять противной стороне возможность оспаривания [...] доказательной силы таких доказательств, только если, по мнению трибунала, это требуется в целях правосудия»[989].

С: Иными словами — «Мы будем делать всё, что нам заблагорассудится, и плевать мы хотели на правовые нормы!»

Р: Именно так. Судебные процедуры были полностью самовольны. Здесь встаёт ещё один вопрос: как следует оценивать уличающие показания бывших узников концлагерей? Для получения этих показаний прокуроры использовали специальную процедуру, так называемые «театральные представления» или «обзоры»[990]. Прокуроры собирали бывших узников концлагерей и размещали их в зрительном зале кинотеатра. Обвиняемых размещали на освещённой сцене, в то время как бывшие узники сидели в тёмной комнате и могли (нередко — с дикими криками и страшными проклятиями) выдвигать всевозможные обвинения против подсудимых. Если, вопреки ожиданиям, никаких обвинений не выдвигалось, или если обвинения были недостаточно серьёзными, то прокурор тогда «подавал руку помощи», убеждая бывших узников выдвинуть обвинения и нередко прибегая к сильному запугиванию и угрозам[991]. Если же и тогда никаких обвинений не выдвигалось, «обвиняемого» всё равно отдавали под суд, а оправдательные показания прокуроры попросту уничтожали[992]. Эти «театральные представления» завершались тем, что офицер армии США надевал на себя эсэсовскую форму и появлялся на сцене вместе с подсудимыми, где бывшие узники тут же принимались обвинять его в длинной череде преступлений[993].

С: Ничего себе... А на Нюрнбергском процессе это происходило?

Р: На Нюрнбергском процессе — нет, но на процессах, которые проводились в американской зоне оккупации и предшествовали Нюрнбергскому (в Дахау и в других местах), — да. Свидетелям защиты из концлагерей попросту говорили, чтобы они заткнулись. Им угрожали, их оскорбляли, запугивали, иногда даже арестовывали и избивали. Бывшие товарищи по заключению угрожали им покарать их семьи или даже говорили, что против них будет возбуждено уголовное дело, если они откажутся выдвигать требуемые обвинения против соответствующих подсудимых. Имеются даже сведения о том, что они иногда угрожали им убийством. Немецкая Ассоциация жертв нацистского режима (впоследствии запрещённая как антиконституционная коммунистическая организация) получила право решать, кому из бывших узников выдавать продовольственный паёк и кого из них вносить в список на получение жилья, и это в голодной стране, лежащей в руинах. В результате этого многие бывшие узники лагерей так и не выступили на суде в качестве свидетелей защиты. Доходило даже до того, что организации «выживших» под страхом сурового наказания открыто запрещали таким узникам давать оправдательные показания[994].

В свою очередь, свидетели, желавшие выдвигать обвинения, вызывают серьёзные подозрения своими частыми появлениями на различных процессах, иногда групповыми, за что им платили наличными или различными товарами. Часто эти свидетели были «профессионалами» и открыто согласовывали свои заявления, чтобы гарантировать, что преступники, которые сидели в немецких концлагерях за тяжкие преступления и которым было обещано освобождение от наказания в обмен на их уличающие свидетельские показания, действительно получали «амнистию».

С: Это напомнило мне о нашем старом приятеле Адольфе Рёгнере.

Р: Да, Рёгнер уж точно принадлежал к «отбросам общества» — так назвали этих свидетелей судьи Г. Симпсон и Э. ван Роден, члены следственной комиссии армии США[995]. Свидетелей ни разу не судили за лжесвидетельство, даже если их в этом открыто уличали. Напротив: если какой-либо свидетель информировал суд о методах, при помощи которых у него были выбиты показания, и оказывался от них, то прокуроры превращали его жизнь в сущий ад.