Лестер, казалось, почувствовал, что в ней происходит борьба, и терпеливо ждал. И Элиза сказала, надеясь, что он не станет смеяться над ней, как в детстве:

— А во-вторых, потому, что это так замечательно — слушать музыку в наушниках. — Она осеклась.

— Продолжай, — попросил ее Лестер. — Расскажи, в чем тут дело.

Подбодренная его явным интересом, она заговорила, правда, с трудом, как человек, который был заперт много месяцев в одиночестве и теперь постепенно привыкает общаться с другим человеческим существом.

— Это… это охватывает все тело. Ты закрываешь глаза и… реальный мир исчезает. Возникает ощущение чистой радости. — Она украдкой бросила на него взгляд и увидела, что его лицо совершенно серьезно. Он не смеялся над ней, поэтому она набралась мужества и продолжала: — Это трудно объяснить. Кажется, что это твоя личная музыка и она становится частью тебя. Ты чувствуешь взаимодействие между своей душой и музыкой и находишься в полном безбрежном единении с ней. — Она снова замолчала.

— Я тебя понимаю, продолжай. — Он сказал это так тихо, что она почти не расслышала его.

— И хочется слушать музыку в одиночестве. Одиночество в данном случае очень важно, потому что, если в комнате есть еще кто-то, удовольствие пропадает. Я всегда боюсь, что меня прервут.

Лестер кивнул, как будто бы все понял.

— Наверное, это немножко похоже на наркотик, — задумчиво произнес он. — Чувствуешь себя опьяненным или успокоенным, в зависимости от того, что слушаешь. А когда музыка кончается и ты выныриваешь из этого состояния, это все равно что вернуться к реальности из сна.

Она кивнула, удивившись, как хорошо он ее понимает. Его тон слегка переменился.

— Но это тоже верх эгоизма. Весь остальной мир может катиться к черту, потому что ты думаешь только о себе. Ты гедонистка до мозга костей, не так ли?

Элиза нахмурилась, не зная, что и думать. Он словно держал перед ней зеркало, и ей не нравилось то, что она в нем видела. Она подала ему наушники.

— Почему бы тебе не послушать самому, чтобы понять, о чем я говорила?

— Я не одиночка, как ты. Я существо общественное. Мне нравятся те, кто меня окружает — мужчины, — он усмехнулся, — и женщины.

Он заметно разрядил обстановку, и, как Элиза догадывалась, намеренно. Посмотрев на наушники, он вдруг согласился:

— Ладно уж, пожалуй, можно и попробовать. А что я буду слушать?

— «Шехерезаду» Римского-Корсакова. Знаешь, наверное?

— Да, и очень хорошо. То есть ты собираешься потрясти меня до основания и вызвать во мне бурю страсти? — Он нахально усмехнулся. — Ну хорошо, давай. Включай свой магнитофон. Только не удивляйся, если не сможешь меня удержать в рамках приличий к тому времени, как я закончу слушать!

От взгляда, который он при этом на нее бросил, сердце ее странно подпрыгнуло, и она отодвинулась, пытаясь выйти из сферы действия притягательного магнетизма, исходившего от его тела, который так тревожил и волновал ее.

Он растянулся на кровати и подложил одну руку под голову, как делала она. Он закрыл глаза и, казалось, отключился от окружающего. Элиза сидела в изножии кровати и пыталась воспроизвести музыку по памяти. Время от времени она бросала на Лестера взгляд, стараясь определить его реакцию. Но по выражению его лица ничего не могла понять — оно было совершенно серьезным и полностью расслабленным. Глядя на его черты — красиво очерченный рот, сардонически изогнутый, даже когда он был спокоен, густые крутые брови и намек на высокомерие во всем его лице, — она почувствовала такой прилив нежности к нему, что это почти повергло ее в панику.

Он открыл глаза и улыбнулся. Затем вздохнул и снял наушники.

— Как и султан в этой сказке, я укрощен, но теперь все во мне бурлит от эмоций. — Он попытался поймать ее за руку, схватил и притянул ее ближе. — В любовной музыке была такая страсть… А эта история принца и принцессы, которые поют друг другу о своей любви. У них прелестный дуэт, ты не находишь? — Она кивнула. — Когда слушаешь такие вещи, — продолжал он, — разве тебе не хочется сразу же тоже полюбить, чтобы дать волю своим страстям? Или ты просто используешь музыку для сублимации своих желаний? — Он сел на кровати и опустил ноги на пол, насмешливо улыбаясь. — А может, у тебя вовсе нет никаких желаний? — Элиза отдернула руку, и он засмеялся: — В чем дело? Разве тебе не нравится, что я пытаюсь пробиться через твою защиту? Надо сказать, защита у тебя крепкая. Такая неуязвимая, что даст отпор любому мужчине, можешь мне поверить.

Таким образом, он снова дал ей отставку, как непривлекательному, нежеланному существу, как совершенно пустому месту. Хотя про себя она готова была признать, что так оно и есть, тем не менее то, что он отверг ее, глубоко ее уязвило.

— Где ты все это взяла? — Он указал рукой на стереооборудование.

— В магазине. Мистер Поллард разрешает мне покупать все со скидкой.

— Раз он занялся продажей этого оборудования, я так понимаю, он тоже этим увлекается?

Она кивнула: