Бусым Саня обрадовался. Целовал, таскал за пазухой, скармливал им хлебные ломтики, которые отрезала на его долю мать.

С помощью бусых Саня скоро начал ловить не только чужаков — неизвестно чьих и неизвестно откуда прилетевших голубей, но и голубей, покупаемых и приучиваемых голубятниками Тринадцатого участка.

У Сани появились недруги среди мальчишек, парней и мужиков. К будкам нашего барака они боялись подходить с враждебными намерениями: издали свистели, швыряли коксинами, кирпичами и палками.

Саня оковал будку железом, на дверь, крест-накрест перехлестнутую стальными полосами, навешивал лабазные замки.

Спал спокойно: будут ломать балаган — услышит, бабахнет в форточку, и воры разбегутся.

Как-то утром он проснулся от тишины. Еще не отмахнул стеганое одеяло, но уже догадался: украли голубей. Обычно, прежде чем, как говорила Раиса Сергеевна, продрать глаза, он слушал сквозь полудрему раскаты воркованья, узнавал в клубке рокочущих звуков, не расчленимых для грубого уха, голоса разных своих голубей.

Под эту сладкую музыку он забывался опять.

Саня продышал ворсистый ледок на оконном стекле. Ужаснулся. Воры приподняли ломами будку и поставили на облепленные глиной опорные столбы.

Поникший Саня ходил вокруг будки. Вытирал глаза рукавами фуфайки и стал чумаз, как паровозник. За Саней бродили печальные мальчишки, бывшие у него на побегушках.

По приказу повелителя они натащили ломов — как ни жилились, будки не стронули. Восхищались ворами: «Здоровенные дяденьки приходили. С самим Яном Цыганом смогут бороться!»

Саня хмурился. Надумал подбить под стойки деревянные клинья. Принесли кувалду. Загнали под столбы клинья. Поднатужились, напирая плечами на ломы. Всеми четырьмя стойками будка ухнула в ямы.

Набили ямы скальником, железяками, стеклянистым доменным шлаком.

Из таких плотно-наплотно утрамбованных ям даже борцы не выдернут будку.

Саня не стал разыскивать украденных голубей. Разыскать разыщешь — получить не получишь. Умные голуби, свяжи или крылья обдергай, все равно прилетят; шалавые — те, куда попадут, там и приживутся. Туда им и дорога. Бусые обязательно прилетят, красноплекие тоже. Горелый может прилететь. Башка! Где бы ни выкинул, круга не даст — домой.

Бусые прилетели. Красноплекие и Горелый не оправдали надежд. Зато удивили плюгавенький сизый Жучок и Желтохвостая: прилетели в густых сумерках, когда голуби боятся летать и разбиваются о провода.

Саня сколотил в будке маленький домик, в него и закрывал голубей с наступлением темноты. Хоть он и крепко застраховался от пропажи голубей, теперь вскакивал по ночам и смотрел сквозь студеную лунку в стекле — не толкутся ли мужики у балагана.

Через полмесяца Санина голубятня снова стала одной из самых больших на нашем участке.

Вскоре стряслась новая беда: кто-то выстрелил дуплетом по снижавшимся бусым, и они замертво попадали на землю.

Покамест Саня подбирал бусых да ревмя ревя трясся над ними, липкими от крови, убийца, стрелявший из-за сараев восточной стороны барака, успел скрыться. Говорили, что эту подлость сделал Пашка из землянок, по прозвищу Кривой. Пашка был женатиком, хвастался своей недюжинной силой — жонглировал двухпудовыми гирями, шел на всякое вероломство против того, кто начинал, подобно ему, кормиться на доходы от голубей.

Потеря была велика, и Саня принялся натаскивать — постепенно выбрасывал все дальше и дальше от барака — не кого-нибудь, а замухрышистых на вид Жучка и Желтохвостую, о которых и не подумаешь, что у них есть летная силенка, тем более сообразительность и чувство ориентации, как у бусых. Натаскивание шло успешно. И все-таки не возвращалось к Сане душевное спокойствие и впервые терзала зависть к врагу: Пашке привезли оренбургских попов — черных с белыми головами и белыми маховыми перьями голубей. Не масть, не красота попов разжигали зависть — то, что они поднимались в вышину прямо-прямо, как жаворонки.

Сегодня перед лыжной вылазкой Саня затолкал за пазуху Жучка и Желтохвостую, кинул их на ветер от маяка. Они повернули и напрямик, резко взмахивая крыльями — к Тринадцатому участку.

Саня ликовал:

— Круга не дали — и домой!

Он ползал неподалеку от крутояра. Видно, хотел взойти по ступенькам, вырезанным в глине, но упал и скатился на берег. Ноги не слушались, да и ступеньки были в ледке.

Зачем-то снял ботинки: наверно, попытался оттереть ноги и не оттер, вдобавок обморозил руки.