Снова приподнялась, опять лизнула.

— Дура мелкая, — фыркнул Дантос и сцапал маленького дракона в охапку.

Я не очень заметила, как так получилось, но спустя пять минут одна красивая чешуйчатая девочка уже лежала на его коленях и молчаливо млела. Меня чесали, причём везде. И под подбородком, и вдоль гребня на голове, и между крылышек. Блондин даже в основании хвоста почесал, правда эта ласка маленькому дракону не очень понравилась.

Ну а лёгкий шлепок по попе искренне возмутил. Я даже млеть перестала, и глаза открыла, и на гада белобрысого посмотрела.

— Обещал, что выпорю? — верно оценив моё возмущение, спросила светлость. — Ну вот и всё. Терпи.

И опять по попе шлёпнул. Не больно, но обидно.

В другой раз я бы непременно оскорбилась и, возможно, дала сдачи, но сейчас… Я приподнялась и лизнула Дантоса в подбородок.

«Прости. Ну прости, а?»

— Вредина, — сказал он. — И совести у тебя нет.

Да всё у меня есть. И эта совершенно бесполезная штучка тоже.

Лёгкий стук в дверь неожиданностью не стал, по крайней мере для меня — я тяжёлые шаги Жакара за четверть минуты до этого услышала, да и драконье чутьё о приближении «чужака» оповестило.

Светлость тоже не сильно удивилась, сказала:

— Войди.

Ну мажордом и вошёл.

Толстопузый дедок новую обитательницу особняка по-прежнему опасался, так что картина, представшая его взору, вызвала лёгкий шок. Жакар округлил глаза, приоткрыл рот и слегка онемел.

— Что? — спросил Дантос устало.

— Мм… — начал было Жакар, но запнулся. И только когда прокашлялся, смог ответить внятно: — Ваша светлость, там леди Жанетт. Просит при…

— Нет, — перебил герцог.

— Что, простите?

— Не приму. Скажи, чтобы… чтобы… — Блондин нахмурился, но достойных слов так и не нашёл. — Скажи, чтобы шла, откуда явилась.

В этот раз шок мажордома длился дольше и был куда выразительней: толстое лицо вытянулось, брови взлетели на середину лба, а глаза… ну вот не знаю, как светлость, а лично я испугалась, что лопнут.

И всё это на фоне нового раската грома, от которого весь дом содрогнулся, и молнии такой силы, что даже магическое освещение мигнуло. Ну и вой ветра послышался, мощный такой, хищный.

— Но леди…

— Леди пусть катится к бесам! — сорвался Дантос внезапно. И тут же принялся чесать дракона между крылышек.

То есть даже погода не повод пожалеть женщину, которая, кстати, отчаявшись дождаться любовника, сама к нему явилась? Ну… ну дела!

Я не выдержала и снова на герцога взглянула. И поняла — дело в нервах и беготне. Ну и смена постельного белья роль, разумеется, сыграла. Но нервы прежде всего. Мне кто-то когда-то объяснял, что в таких случаях все процессы в организме идут быстрей, в том числе выведение некоторых веществ.

Нет, утверждать, что приворот побеждён, не возьмусь, но результат мне нравится. И ножку шкафа я всё-таки не зря грызла.

— Избавься от леди Жанетт, — справившись с приступом гнева, сказал Дантос. — Скажи что угодно, но видеть её не желаю. Только не сейчас.

Мажордом шумно сглотнул, кивнул и вышел. Мы снова остались вдвоём.

— Пирожное хочешь? — спросил герцог тихо.

Прифигевший дракон забыл о конспирации и кивнул.

Нет, со снами я не дружу, они со мной тоже. И тут, в доме Дантоса, точно мстить взялись. Ну а чем ещё объяснить тот факт, что, едва забралась в постель и закрыла глаза, меня опять в водоворот утянуло?

Хотя, может быть, дело не в мести. Может, всё потому, что впервые за последние семь лет пережидаю грозу под надёжной крышей, а не в старом цирковом фургончике? А ещё Шеш со своим рассказом встрял… Всколыхнул, взбаламутил.

В этот раз снился ещё один важный день из той, прошлой жизни — день, когда я призналась маме, что у меня кровотечения начались. Это случилось через два месяца после того, самого первого случая.

Снилось, будто меня заперли — это не потому, что на лжи поймали, просто так положено, так со всеми поступают. Ещё ленту красную выдали — мне её теперь в косу вплетать и год носить, чтобы… ну чтобы все поняли, что уже взрослая.

И вот стою я с этой лентой в руках, у окна, гляжу на улицу и вижу, как родители из дома выходят. Сердце замирает. Просто совершенно ясно, что идут они не куда-нибудь, а к старейшинам. Обо мне докладывать будут.

Сердце замирает снова, и я не понимаю, чего во мне больше — радости или страха. Зато точно знаю, что случится потом…