— Я никогда от него не устану. Это самое подходящее и умиротворяющее из всех существующих мест.

— Я рад. — Он придвинулся и взял ее руку. — Это место вызывает у меня такие же чувства. Но я продолжаю думать, что тебе, возможно, захочется увидеть что-нибудь более экзотическое.

— Например? — Эта идея ее увлекала. Афины? Она заставила себя перестать думать о Марке.

— Я не знаю. Мы можем съездить в Беверли Хиллз. Я не был там уже несколько недель. — Обычно он ездил туда только на один день и возвращался точно к ужину. — Или в один из этих выходных мы можем отправиться даже в Нью-Йорк. — Он никогда не забывал о своих делах — других галереях, других агентах, аукционах, художниках. В своем роде его преданность профессии не слишком отличалась от поведения Марка. Различие состояло в том, что он учитывал ее существование, а также в том, что она сама страстно увлекалась тем, что он делал. — В любом случае, моя дорогая, какое будет твое желание на эти выходные?

— Я сказала тебе. Кармел. — Открыв глаза, она одарила его нежной, счастливой улыбкой.

— Тогда пусть будет Кармел.

— И я вспомнила… — Нахмурившись, она откинула назад голову. — Я хотела бы забрать некоторые вещи из дома.

Она не была там уже несколько дней. Время от времени ее одолевало любопытство, что думает по этому поводу Маргарет. Дина объяснила ей, что работает в студии у знакомых и что ей в большинстве случаев удобней ночевать именно там. Но ее редкие появления в доме по утрам, для того чтобы оставить неприбранной свою постель в те дни, когда Маргарет приходила убираться, никого не смогли бы обмануть, и менее всего женщину, которая работала у нее на протяжении нескольких лет. Но что она могла сказать? Я люблю другого мужчину? Итак, она просто вела себя как ни в чем не бывало и избегала встречаться взглядом с лукавыми голубыми глазами этой пожилой женщины.

Было два часа пополудни, когда Бен высадил ее за квартал от дома. Она хотела просмотреть почту ei подписать несколько чеков. Она должна была заплатить Маргарет и оставить ей побольше денег на продукты, несмотря на то, что уже длительное время не появлялась дома, чтобы поесть. Она утоляла сердечные порывы и аппетит совсем в другом месте. Она писала все свои картины у Бена, включая даже ту работу, над которой она скрытно трудилась в то время, когда его не было дома.

Дина вошла в дом и позвала по имени Маргарет, чтобы убедиться, есть ли кто в доме. Но Маргарет там не было. А почему она должна быть? Ведь Дины долго не было, и поэтому было очень мало работы по дому. Она обнаружила обычную стопку счетов и неинтересных приглашений; ни одного письма от Пилар, ничего не было от Марка. Он не писал ей писем. Он звонил по телефону. Ему тоже не было писем. Всегда, когда он находился в отъезде, Доминик приходила в дом три раза в неделю и отбирала его корреспонденцию, чтобы отправить ее адресату вместе с официальными бумагами.

Она медленно направилась наверх в свою комнату, держа почту в одной руке, а другой опираясь на перила, и остановилась в самом начале лестницы. Возвращение сюда действовало на нее угнетающе. Это было похоже на то, как если бы ее заставляли расстаться с мечтой, снова стать взрослой; как будто в этот момент она удалялась от человека, который говорил ей о замужестве и двенадцати ребятишках. Она улыбнулась сама себе, размышляя об этом, и вздохнула, услышав звонок телефона. Она решила не брать трубку, но затем решила полюбопытствовать: может быть, это Бен, остановившийся в ожидании ее у таксофона. Для нее все было так, как будто в этом мире вообще больше никого не существовало, только они вдвоем. Она даже не могла себе представить, что это мог быть кто-нибудь другой, кроме Бена.

— Да? — Когда она ответила, на ее лице блуждала улыбка.

— Алло? — О, Господи, это был Марк. — Алло?

— Марк?

Она тянула время.

— Разумеется. И я хотел бы, чтобы ты объяснила мне этот сумасбродный поступок с выставкой. Доминик только что звонила мне.

— Как мило.

— Я говорил тебе, что думаю по этому поводу. А то, что ты сделала, отдает очень плохим вкусом. — Его голос звучал сердито.

— Напротив, я могу заверить тебя, что все было сделано наилучшим образом.

— Это, дорогая моя, спорное утверждение. Ты прекрасно знаешь, что я запретил тебе участвовать в выставках. А какой шум вокруг этого! Ради Бога, Дина, ты напоминаешь мне каких-то хиппи.

— На самом деле это совсем не так. — При этой мысли ее спина онемела. — В обзорах говорят обо мне, как о серьезном художнике. И очень может быть, что это так и есть.

— Я думал, что мы уже решили для себя этот вопрос некоторое время назад.

— Может быть, ты решил, но я — нет. — Черт бы его побрал! Он не понимал. Он никогда не понимал.

— Хорошо. В любом случае, я надеюсь, что ты в своем новом качестве не планируешь позволять себе участвовать в подобных заметных мероприятиях каждый день.

— Едва ли. Я была бы довольна, если бы выставлялась раз в пять лет.

— В таком случае я сожалею, что пропустил эту выставку.

— Нет, ты не сожалеешь. — Сейчас она была рассержена и отказывалась играть по его правилам.

— Я прошу прощения.

— Я сказала, что ты не сожалеешь, что не был здесь. Я устала от твоего притворства. Как ты посмел принизить мою работу?

— Дина? — Он был ошарашен.

— Извини, я… — Боже, что происходит? Она больше не могла удерживать в себе то, что у нее накопилось. У нее было такое состояние, будто она должна была дать выйти всему этому наружу. — Я не знаю, Марк… Я думаю, что я устала.

— Я думаю, что это так. Это было неудачное время для звонка? — Его голос был холоден и источал сарказм. Ему не нравилось ее отношение ко всему, что произошло. Он должен был уговорить ее уехать на лето на Антибский мыс.