Шрифт:
В отдельном издании «России, кровью умытой» Артем Веселый не называет сказку похабной. Здесь он приводит ее начало и реакцию слушателей:
Лобастый краснобай […], поблескивая озорными глазами, с захлебом рассказывал сказку про Распутина:
— Заходит Гришка к царице в блудуар, снимает плисовы штаны и давай дрова рубить…
Смеялись дружно, смеялись много, заливались смехом. Накопилось за три-то годика, а на позиции не до веселья — кто был, тот знает.
В архиве остался машинописный листок — продолжение сказки:
— Сколько раз ты можешь поставить?
— Десять разов, — отвечает царице Гришка и бороду оглаживает.
— А двадцать?
— Десять, сказать — не соврать.
— Двадцать?
— И десятком, матушка, сыта будешь… С десятку, моли бога, глаза не полопались бы.
— Я хочу ну хотя пятнадцать, — упорствует царица, — хочу силу твою испытать, желаю тебя до донышка спробовать.
— Силу мою пытать, — говорит Гришка, — только дьявола тешить… Силой меня господь не обидел.
Рядились они рядились, помирились на дюжине.
Распоясался наш Гришка, шелками вязаный поясок на серебряный гвоздь повесил и… да-а, хорошо.
Съездит раз — и на стенке углем чакрыжинку посадит для памяти. Выпьет на меду томленого квасу ковшик, наново съездит — и опять чакрыжинку.
Науглил он так десять значков, отвернулся к ведру с квасом, а царица-ненапора, не будь дурна, и сотри тайком один значок.
— Ну, еще два удара, што ль? — спрашиват Гришка.
— Три, касатик…
— Два…
— Три.
— Тьфу, вот оно у меня записано…
— Посчитай, голубок.
Стал он считать, насчитал девять.
— Десять было засечено, — говорит.
— Девять.
— Десяток, хорошо помню.
— Девять.
— А, язви те! Не дорога мне чакрыжина, дорога правда… А коли так… — Харкнул Гришка на стенку, и рукавом стер все отметины. — Давай начнем сначала.
В уголке машинописного листа Артем Веселый написал: «Россия, 2-я глава, снято по настоянию редактора „Недра“. Кн. 10. 1926–1927 г. Я не упирался».
Публикуется впервые
Собственные наблюдения и размышления, чье-то неординарное высказывание, яркое словечко, удачная метафора, зарисовка небольшой сценки или свидетельство ее очевидца…
Обычно подобные материалы, оседающие в личном архиве писателя, называют «из записных книжек».
Вслед за Гоголем Артем Веселый назвал их «всячиной» 5 .
Всячина, — писал он в уголке листа рукописной или машинописной подборки, иногда помечая, к какому произведению относятся записи: Гуляй Волга, Золотой чекан, Босая правда, Россия,иногда более конкретно: Перекоп, Станица, Чернояров…
Две короткие черточки в начале красной строки — принятый Артемом Веселым опознавательный знак всячины.
Карусель
(1921 г.)
= Глаза зимы ворожат [91] холодным злым блеском.
= Напудренные березы.
= Седые космы зимы расчесывает вьюга.
= В снежном туманном море, как заблудившийся корабль, в свете ночных огней плывет город к далям неведомым, взметнув в небо светлые столбы огней-фонарей.
91
По Далю, «ворожить» — не только «гадать, колдовать», но и «напускать на кого-то заговор, порчу».
= Пыль счастья. В груди огонь, в сердце цвет, в душе пожарище, в голове хмельной и пьянящий мед жизни.
= Серебряные пояса весенних рек, путаные узоры лесов и полей, расплеснутые брызги цветов.
Россия
= — Довольно войны, мы окончательно одичаем.
= — Нам надо жить дружно, как зернам одного колоса.
= С холоду да с ветра лица зачугунели.