Сиянов Николай Иванович
Шрифт:
А так, а в остальном… Жизнь прекрасна и удивительна. Она — разлив разумной энергии, она чудесна! “Благодарю тебя, Владыка всех Владык! За Мир, построенный тобою, за жизнь, дарованную нам твоим любящим сердцем, за Путь, указанный Учением твоим!”
Огонь восхищения восхищает восхищенного. Да будет так. ОУМ.
5 мая. Ушла Вера Васильевна из жизни, ушла. Так же тихо, незаметно, как и жила. С вечера попросила: “Не оставляй меня, сынок, посиди…” И еще сказала с трудом, с большими паузами, ей уже было трудно говорить: “Ты, сынок, все же… послушай меня… приведи в дом хозяйку. Вдвоем-то оно полегче…” Помолчала и твердо заключила: “Вдвоем полегче”.
Почти тридцать лет одна, уж, верно, знала, что говорит. Это были ее последние слова. Ближе к полуночи она ушла.
Смерть, конечно, иллюзия, как, впрочем, и само появление на свет, рождение. И все же… Перо выпадает из рук. И смерть, и рождение — всего лишь переходы в иные сферы бытия, всегда мучительные, с болью всегда: Душа входит и Душа расстается с телом в страданиях. Почему так? Не знаю, надо спросить у Учителя.
Душа закончила Опыт в Третичной Материи, и ничем ее не удержать, рвется домой. Доброго пути, я буду молиться за тебя, Душа…Не тоска даже, а вселенская грусть. Однако и грустить некогда, столько дел навалилось! Позвонил Вадим Николаевич, обещал быть со своим “Жигулем”. Лени на работе нет, снова звонил Вадиму Николаевичу: будь добр, говорю, съезди за Леней, сообщи. “Ну, конечно, конечно, откладываю все, еду”.
…В комнате полно народу, все больше старушки, иных вижу впервые. Нужно и о поминках позаботиться… Голова кругом!
7 мая. День смерти Веры Васильевны совпал с днем моего рождения. Надо же так! Да, жизнь… Повсюду чет — нечет, добро и зло, день — ночь, плюс — минус… Вся наша жизнь сплошная полярность. Но и нету никакой полярности, по большому счету, есть лишь постоянная трансформация всего живого в нечто единое, целое. “Соборность во всем, единение без смешения, смешение без поглощения…”
Бытие — это целостность, но почему все же некоторые события столь несовместимы?
…О своем нынешнем дне рождении даже не сказал никому, не напомнил.
8 мая. Вчерашние мысли о полярности бытия… Нечто подобное есть у Раджнеша. Он учит: у человека, кроме плотного, еще шесть тел, и у всех одно проявление, одна полярность: вдох и выдох. Полярность в физическом теле — это просто механическое дыхание: вдох — выдох посредством Праны. Полярность эфирного, или виталического, тела: любовь — ненависть… Нравится — не нравится; причем, как и в физическом дыхарии, одно сменяет другое. Нам может что-то и не нравиться, а мы дурачим, насилуем себя в угоду мнений: “Нравится! Ах, как мило!” Это и есть чистейшей воды Традиция. Полярность третьего нашего тела, астрального: сила — бессилие. В какой-то момент я — Наполеон, а в другой, на выдохе, — червь. Как физическое дыхание в нас постоянно входит и выходит магнетическая сила, иными словами, Прана. Четвертое тело — ментальное. Его полярность проявляется как вход и выход мысли. Полярность пятого тела — духовного — вход и выход самой жизни. Жизнь не в человеке, она “во вне”, она постоянно входит и выходит, и это тоже работа Праны. Точнее, ее силы. Необходимо не привязываться ни к жизни, ни к смерти, единственная наша задача — созерцать. Полярность шестого, космического, тела — сотворение и уничтожение. Единство со всем живым. Развивший это тело не обидит и муравья. И, наконец, седьмое тело — тело просветления. Здесь полярность: бытие — небытие. Это и есть Нирвана.
10 мая. Поймал себя на мысли, что вспоминаю Веру Васильевну, Верочку, совсем молодой, студенткой… Она после зачета прибежала ко мне; я дожидался в сквере, напротив пединститута. Взяла под руку, увлекла за собой. Такая симпатичная пара: курсант мореходки и студентка — завалились в кафе “Снежинка”, отметить. Ели мороженое, пили лимонад. Я рассказывал о своей морской практике на паруснике, безбожно врал… Мы дальше “Маркизо-вой лужи”, то есть Финского залива, не выходили, а я травил о знойной Африке и обезьяне Микки, подаренной аборигеном Дакара… Откуда бралось? Желал понравиться девушке изо всех сил; Вера внимательно слушала и, казалось, верила.
…Вот тут-то я и понял кое-что, снова стал самим собой, то есть Славиком. Дело в том, что смерть Веры Васильевны мы переживаем вдвоем; один бы я погрустил да и успокоился, ведь понимаю все, сам Учитель рассказал об Опыте Души и ее возвращении на родину. Капитану Максимову подобное не понять. Вот он и прокручивает свою молодую жизнь, себя непутевого, уже взрослого, ошибки свои, обиды, которые нанес Вере Васильевне. Но ничего уже не исправить, не вернуть, оттого и вселенская грусть на душе, тоска.
Мы суммируем наши чувства — капитан Максимов и я, гоняем воспоминания, потому и не нахожу себе места, слоняюсь по опустевшей квартире.
13 мая. В столе под семейным альбомом нашел стопку писем, пожелтевших, зачитанных. Какова была радость, когда понял: это же капитан пишет жене из морей, то есть я лично своей собственной рукой излагаю на бумаге нехитрые мысли…
Почерк ровный, крупный, очень разборчивый. И да простится мне “подглядывание” в свою прошлую интимную жизнь!
“…Дорогая моя! Три месяца кувыркаемся по волнам, осталось еще три. Но, главное, перевалили пик, теперь время работает на нас, бежит под горку…”
“…Стоим у плавбазы, сдаем рыбу. Появилась возможность послать это письмо. Ты знаешь, родная, когда думаю о тебе, столько всего хочется сказать! А сяду писать, все слова из головы вон! Почто так, не знаешь? Тебе же неинтересна наша рыбалка, а? Ну ловим рыбеху, хорошо ловим, вот груз сдадим, еще трюма поднабьем, 600 тонн каких-то, и домой! Домой! И тогда я тебя расцелую и расскажу подробно о том, как мы тут… рыбу ловили. А что, все извилины оставшиеся в морях выпрямились. Не забудь к моей встрече, то есть к праздничному столу… уху поставить. И на второе рыбу пожарь, треску желательно, потому как она у нас здесь изо дня в день — и на первое, и на второе, и на третье…”