Сиянов Николай Иванович
Шрифт:
Закончив Молитву, ибо это, безусловно, была коллективная Молитва Миру, мы долго сидели у костра. И был покой, тишина и все та же слитость, единение с Природой. Не знаю, как ребята, но у меня было состояние… такое я испытывал, погружаясь через Золотой Диск во второй чакрам. Не любовь к миру была, но я сам весь, до последней клеточки, состоял из Любви.
Возвратившись в свою избушку поздно ночью, я спросил у О’Джана о нашем устремлении в коллективной Молитве: правильны ли они, нужны ли кому наши посылки?
— Очень нужны, — сказал Учитель. — Ибо посылки Любви и Радости очищают Пространство. В групповом устремлении к Свету происходит обретение Огня Ваирагии — Огня Любви и Милосердия.
В старину на Руси молодые люди часто водили хороводы. В этом обряде глубокий смысл. Молодежь бралась за руки и, танцуя, замыкалась в кольцо. Причем парни водили внутренний хоровод против движения солнца, обернувшись лицом к девушкам, тогда как девушки, заключив парней в круг своего танца, совершали хождение по движению солнца.
В таком танце отражался великий символ Жизни: ауры молодых приходили к общей гармонии и общему ритму с танцем, а зачастую и с Пением. Между парами наиболее влекомых друт к другу людей образовывался соединительный провод Духа. В таких хороводах сеялось доброе семя будущих крепких супружеских пар.
Скажу более, сынок, в старину волхвы собирали молодых людей на празднество Берендея. Оно назначалось на седьмой день новолуния в весеннем месяце, когда молодая поросль дает особое качество Психической Энергии. Тогда же игрались свадьбы. Волхвы знали, что в этот день при соблюдении всех обрядов и хороводов зачавшая женщина родит волхва… Помолимся, сынок, чтобы святой праздник славян возродился на крещенной Руси, занял достойное место в культуре народа.
29 августа. Пришли Петр Алексеич и Валентина Ивановна. На недельку, говорят, не больше, выкроили время перед уборкой огорода. К тому же надо вынести из урочища сушеные травы, соленые грибы, “орляк” и пр. Я освободил им избушку, а сам перебрался повыше, в палатку.
Днем хорошо поговорили с Валентиной Ивановной Она все вздыхает: “Где теперь Саша? Ох, сынок, в марте ушел, вот уже полгода ни слуха, ни духа…”
Саша меня тоже интересовал, очень: все-таки нечасто встретишь человека, у которого связь с Учителем. Тем более что и Учитель-то, судя по всему, у нас один.
Я спрашивал, Валентина Ивановна охотно рассказывала. После армии, то есть лет в двадцать с небольшим, ее младшенький сынок стал глубоко задумываться о смысле жизни, назначении человека. Однажды на улице, а жили они в небольшом городке, к нему подошел мужчина средних лет, обыкновенной наружности. “Я тот, кто может тебе помочь, — сказал он. — У тебя, сынок, похвальное устремление, но мало Знаний, мы восполним пробел”. Они стали встречаться в гостинице, где остановился неизвестный. Ежедневно по нескольку часов Саша знакомился с основами древней мудрости. Через два месяца они расстались. “Достаточно, теперь иди самостоятельно, — сказал Учитель. — Но Я буду постоянно с тобой, в трудную минуту обращайся ко мне… И еще вот что, сынок, тебе надобно перебираться в горы. Впрочем, особенно не беспокойся, все произойдет своим чередом”. И правда, все произошло как бы само собой. Отец, Петр Алексеич, после сильнейшего инфаркта по совету врачей вынужден был сменить город на сельскую местность: выбор пал на Алтай, родину его предков.
— Здесь и открылась связь с Космосом?
— Не сразу. Саша много пережил… очень много, — повторила она. — И прежде всего — непонимание. Он постоянно пропадал в горах, построил там избушку, месяцами не появлялся дома. А когда приходил, разговоры его были очень странные, нам плохо понятные. Отец сердился: нигде не работает, не помогает по хозяйству. Соседи, участковый надоедали с одним и тем же; почему не работает? на что живет? В общем, со всех сторон: где пропадает? почему нет семьи? почему не как все?
Да, обычная судьба ищущего. Хорошо еще, не судили за тунеядство. Больше всего людей беспокоит, а порою и раздражает именно это: почему не как все? почему не в стае? Я тоже прошел через подобные “почему”, так что судьба Сашина мне понятна.
— Он сразу поселился здесь?
— Нет, это его вторая избушка. Вначале он жил у Плешивой горы. Это еще большая глушь, километров за пятьдесят отсюда. Там и открылась связь. Учитель повел Сашу персонально.
— О’Джан?
— Да, именно так.
— Саша рассказывал о связи?
— Довольно часто. Но слушать его было как-то необыкновенно, странно.
— То есть вы не совсем верили?
— Да как сказать…. Верить-то верили, но не сердцем. Мы ведь самые простые люди: я бухгалтер, Петр Алексеич полжизни в морях, как говорится, дети системы, в нас атеизм палкой вбивали. Я-то еще ничего, любила Сашу послушать, жалела сынка, а вот Петр Алексеич… ох, как сердился порой! Да и то сказать, перебрались на новое место, почитай, за тридевять земель, дом нам попался старый, разваливается по швам. Повсюду руки нужны, а сам-то еще не окреп после болезни. Сынок же вместо помощи болтается по горам, невесть с какой целью. Ну настроение Алексеича передавалось мне. Понятно, отсюда и взаимное непонимание…