Чтобы не болтать лишнего и не утомлять тебя зря, хозяин, скажу только, что маршрут этот продолжается до сих пор. Но ты не расстраивайся: делом нашим я тоже занимаюсь: время от времени прогуливаюсь и по магазинам, присматриваюсь. Куплю я проволоки, куплю всего, что нужно, будь спокоен. На день раньше, на день или на неделю позже – не все ли равно? Скоро только кошки рожают, потому и котята у них слепые, так что не спеши! Ради тебя я и дожидаюсь, когда же прорежутся у меня глаза и протрезвеют мысли, а то, чего доброго, надуют нас. Проволока должна быть хорошей, первый сорт, иначе – все пропало. Так что наберись терпения и положись на меня.

Что касается моей персоны, не беспокойся. Приключения мне только на пользу, за несколько дней я стал двадцатилетним юношей. У меня теперь столько сил, что, кажется, вырастут новые зубы. Помнишь, у меня поясницу ломило? А теперь я гоголем хожу. Каждое утро смотрюсь в зеркало и сам удивляюсь, почему волосы еще не стали черными, как смоль.

Но зачем – спросишь ты – я пишу тебе все это? Знай, что ты для меня – как духовник, и мне не стыдно признаться тебе во всех грехах. А знаешь почему? Сдается мне, что бы я ни делал, ты все равно то ни в грош не ставишь. Есть и у тебя мокрая губка, как и у Бога, и ты одним махом стираешь ею все – и хорошее, и плохое. И потому я могу говорить с тобой смело. Так слушай.

Я сам не свой, скоро совсем голову потеряю. Прошу тебя: как только ты получишь это письмо, возьми перо и ответь мне. Пока не придет от тебя ответ, я буду как на иголках сидеть. Думается мне, что вот уже много лет нет меня в списках ни у Бога, ни у дьявола, только в твоем списке я и числюсь. Так что не к кому мне больше обращаться, кроме как к твоей милости, а потому выслушай. Вот что здесь происходит.

Вчера был здесь неподалеку от Кастро праздник. Дьявол меня побери, если я знаю, в честь какого святого. Лола (да, забыл представить: зовут ее Лола), Лола мне и говорит:

– Дедушка (она до сих пор зовет меня дедушкой, хотя и ласкательно), я на праздник хочу, дедушка.

– Ну и поезжай, бабушка, поезжай.

– Я с тобой хочу.

– Я не поеду. Лень. А ты поезжай.

– Ну тогда и я не поеду.

Смотрю на нее широко раскрытыми глазами:

– Не поедешь? Почему? Разве тебе не хочется?

– Если и ты поедешь, хочется, а если не поедешь – не хочется.

– С чего бы это? Разве ты не свободный человек?

– Нет.

– Не хочешь быть свободной?

– Не хочу!

Что тут скажешь, хозяин? Я чуть не лопнул.

– Не хочешь быть свободной?! – кричу.

– Нет, не хочу! Не хочу! Не хочу!

Пишу тебе, хозяин, в комнате Лолы, на бумаге Лолы. Прошу тебя, отнесись к этому серьезно: я считаю, что человек – тот, кто желает быть свободным. Женщина не желает быть свободной. Человек ли тогда женщина?

Прошу тебя, ответь мне сразу же. С дружеским приветом

Я, Алексис Зорбас.

Прочитав письмо Зорбаса, я некоторое время пребывал в растерянности, не зная, что делать – злиться, смеяться или восхищаться этим первозданным человеком, который, проходя через кору жизни – логику, мораль, честность, – добирается до ее сущности. Все столь полезные мелкие добродетели у него отсутствуют, зато сохранилась неудобная, непокладистая, опасная добродетель, которая неумолимо толкает его к последнему рубежу – в пропасть.

Необразованный рабочий, ломающий при письме в нетерпеливом порыве перья, подобно только что отделившимся от обезьян первым людям или великим философам, занят основополагающими жизненными проблемами и живет ими как непосредственными настоятельными потребностями. Он, как ребенок, видит все впервые, все вызывает у него необычайное удивление и вопросы, все кажется ему чудом, и всякий раз поутру, открывая глаза и видя деревья, море, камни, птицу, он застывает с разинутым ртом. Что это за чудо? – восклицает он. – Что такое дерево, море, камень, птица?

Помню, мы как-то шли в село и встретили старика верхом на муле. Широко раскрыв свои круглые глаза, Зорбас уставился на мула. Должно быть, во взгляде его было столько огня и порыва, что крестьянин в испуге закричал:

– Ради бога, кум, не сглазь его! – И старик перекрестился.

– Что ты сделал старику? Почему он кричит? – спросил я.

– Я? Что я могу ему сделать? Просто на мула его посмотрел. Тебе это не кажется странным?

– Что?

– Да то, что в природе есть мулы?