Я перевернул карточку.

– «Зайду в 6.30. Ч. О. М.», – прочитал я.

– Хм. Он вот-вот придет. Ватсон, вы никогда не ощущали отвращения или гадливости, когда в зоопарке смотрели на змей, этих скользких, мерзких, ядовитых тварей с холодными глазами и страшными плоскими головами? Милвертон производит на меня такое же впечатление. В своей жизни я имел дело с пятью десятками убийц, но даже самые жестокие из них не вызывали у меня такой гадливости, как этот человек. И все же мне приходится иметь с ним дело… Более того, он будет здесь по моему приглашению.

– Но кто он?

– Это король шантажа. Страшная участь ожидает тех людей, и особенно женщин, чьи тайны и репутация окажутся в руках Милвертона. С улыбкой на лице, но с каменным сердцем он будет сжимать и сжимать свою жертву, пока не выжмет из нее все до последнего пенса. Этот человек по-своему гениален, он мог бы стать выдающейся личностью, если бы занялся каким-нибудь другим делом. Суть его метода очень проста: он пускает слух, что готов хорошо заплатить за письма, которые могут скомпрометировать богатых или известных людей, и получает их (и не только от ненадежных слуг или горничных, обиженных хозяйками, но и от подлецов более благородного происхождения, которые добиваются расположения доверчивых женщин). Подбираясь к своей жертве, он не скупится. Мне известно, что однажды он заплатил лакею семьсот фунтов за записку в две строчки, в результате чего была разрушена благородная семья. Милвертон не гнушается ничем, и в этом огромном городе сотни людей бледнеют при одном упоминании его имени. Никто не знает, на кого направится его ядовитое жало в следующий раз, потому что он достаточно богат и хитер, чтобы не допускать ошибок и просчетов. Он может годами держать карту для того, чтобы сыграть ею именно тогда, когда ставки наиболее высоки. Я уже говорил, что считаю его самым отвратительным человеком в Лондоне. А теперь ответьте мне, кто заслуживает большего порицания: негодяй, который в порыве гнева или ревности забивает насмерть свою жену, либо этот человек, который методично, смакуя, истязает души и сводит с ума своих несчастных жертв для того, чтобы пополнить и без того тугие денежные мешки?

Мне редко приходилось слышать, чтобы Холмс говорил с таким чувством.

– Но ведь есть закон, наверняка с ним можно как-то совладать, – сказал я.

– Формально – конечно же, но в реальности – нет. Что проку какой-нибудь женщине, например, засадить его на пару месяцев в тюрьму, если сразу после этого ее жизнь будет разрушена? Его жертвы не решаются противодействовать. Если бы он вдруг решил шантажировать действительно ни в чем не повинного человека, вот тогда мы бы могли его взять, но он дьявольски хитер и никогда не совершит такой ошибки. Нет, с ним надо бороться другими методами.

– А зачем вы его пригласили?

– Ко мне за помощью обратилась одна очень известная особа. Это леди Ева Брэквэл, самая красивая из девушек, начавших выезжать в свет в прошлом сезоне. Через несколько дней должна состояться ее свадьба с графом Доверкортом. В руки этому мерзавцу попали несколько неосторожных – всего лишь неосторожных, Ватсон, ничего больше – писем, которые были написаны одному бедному молодому сквайру, жившему недалеко в деревне, но и их достаточно, чтобы помешать браку. Милвертон угрожает передать их графу, если ему не будет выплачена большая сумма денег. Меня попросили встретиться с ним и… попытаться договориться.

В эту секунду на улице под нашими окнами раздался цокот копыт, грохот колес, и, выглянув в окно, я увидел роскошный экипаж, запряженный парой превосходных гнедых лошадей, гладкие бока которых блестели в ярком свете сверкающих, как два маленьких солнца, фонарей. Лакей открыл дверцу, и из кареты вышел невысокий полный господин в каракулевом пальто. Через минуту он был у нас.

Чарльз Огастес Милвертон оказался пятидесятилетним мужчиной с высоким лбом мыслителя и круглым полным лицом с наклеенной улыбкой. Он был чисто выбрит, за очками в широкой золотой оправе ярко блестели настороженные глаза. Он мог бы сойти за эдакого благодушного мистера Пиквика {63} , если бы не эта неестественная улыбка и недобрый блеск беспокойных внимательных глаз. Протягивая маленькую пухлую руку, он направился к Холмсу, мягким голосом вежливо извиняясь за то, что не дождался нас во время своего первого визита. Но Холмс руки его не заметил, лишь смерил гостя презрительным взглядом. Улыбка Милвертона сделалась еще шире, он пожал плечами, снял пальто, неторопливо перекинул его через спинку стула и сел.

– Что это за джентльмен? – кивнул он в мою сторону. – Может быть, ему лучше пока выйти?

– Доктор Ватсон – мой друг и коллега.

– Очень хорошо, мистер Холмс. Я ведь о вашем клиенте пекусь. Вопрос настолько деликатен…

– Доктор Ватсон все знает.

– Тогда можно приступить к делу. Вы сказали, что представляете интересы леди Евы. Она уполномочила вас принять мои условия?

– Какие условия вы предлагаете?

– Семь тысяч фунтов.

– Если она откажется?

– Дорогой сэр, поверьте, мне очень тяжело об этом говорить, но, если я не получу деньги четырнадцатого числа, восемнадцатого свадьба не состоится, – сказал он, самодовольно улыбаясь.

– Мне кажется, – подумав, ответил Холмс, – что вы слишком уверены в себе. Я, разумеется, знаком с содержанием этих писем. Моя клиентка, несомненно, прислушается к моему совету, а я посоветую ей рассказать обо всем будущему мужу и довериться его благородству.

Милвертон рассмеялся.

– О, вы не знаете, что за человек этот граф, – сказал он.

По тени, мелькнувшей на лице Холмса, я понял, что он знает.

– В этих письмах нет ничего серьезного.

– Э, нет, они весьма, весьма смелые, – возразил Милвертон. – У юной леди настоящий талант. Но я могу вас уверить, что граф Доверкорт этого не оценит. Впрочем, раз вы со мной не согласны, не будем тратить время. Разговор у нас деловой. Если вы считаете, что ваша клиентка заинтересована в том, чтобы эти письма попали в руки графа, конечно, было бы глупо платить такую большую сумму за то, чтобы вернуть их. – Он встал и взял пальто.

По лицу Холмса было видно, что он едва сдерживается.

– Подождите, – сухо произнес он. – Вы слишком спешите. Мы, разумеется, сделаем все, чтобы избежать скандала.

Милвертон снова сел.

– Я был уверен, что вы проявите благоразумие, – улыбнулся он.

– Но леди Ева не так богата, – продолжил Холмс. – Сумма, которую вы запрашиваете, для нее слишком велика. Уверяю вас, больше двух тысяч она не сможет найти. Поэтому я прошу вас смягчить условия и вернуть письма в обмен на названную мной сумму. Поверьте, большего вам не предложит никто.