Гленни с Фомой, переглянувшись уже на выходе, оперативно оценили обстановку, подошли к бушующему родному человеку, и, не представляясь, взглядом попросили его (ее) угомониться и уйти с ними. На фоне крупных веснушек вдруг образовались глаза, полные горечи и благодарности. Чуть пониже – кривая улыбка, по которой, как по писаному, читалось: «Ребята, что мы можем сделать с этими уродами, с этим уродством? Сил нет терпеть. Я выгляжу смешно, но простите и поймите. И пойдемте…»

– И вообще-то – потом! – грозно для окружающих, пафосно вскричала она, воздев к небу бело-рыжую от веснушек руку в изысканном маникюре.

«Опять это «потом», – зашевелил лысиной Гурген Арамович.

– Сестра, зайдем ко мне – тут рядом, – предложил Гленни ставшей задумчивой и совершенно трезвой новой знакомой.

– Па-ашли! – Она впервые во взрослой жизни откусила ноготь и облегченно сплюнула.

Ехать надо было на 17-й, последний этаж. Между вторым и третьим погас свет, а перед 17-м лифт остановился.

– Эти лифты делали в Ереване. Небось, армяхон позвонил своим. Мстит, зверек?!

Наступила полная тишина в темноте.

– Я хочу пива, – пошутила Колокольцева.

А поэтическая натура Гленни оставалась неизменной.

– Остановим мгновение!

– Уже остановили, и только ли мгновение! – хохотнул Сукачев.

– Нет, я не о том…

– О чем? – прыснула Колокольцева. На душе у нее было спокойно, как редко с ней бывало в последние лет двадцать. И тем более по сравнению с сегодняшним днем, когда на работе, в престижном салоне-парикмахерской, какая-то то ли шлюха, то ли жена олигарха, то ли попсовая звезда – они все были для нее на один манер – стала ей выговаривать что-то насчет ее – Ее! – прически. Светка проявила выдержку, и опрокинула на дамочку кувшин с водой не сразу же, а через 15 секунд. Через 5 минут она была уволена, – и вечер начался…

– Не волнуйся. Сейчас какие-нибудь бешеные тетки вызовут Шойгу, и он лично исправит положение… Представьте, что может произойти сегодня – там, где мы, сударыня, познакомились. И даже произойдет, ведь мысль материальна.

– Это точно, – заметил Сукачев, предвкушая полет мысли старого акуловского товарища.

– Сейчас на небе, – Гленни добросовестно, хотя и в кромешной темноте, ввинтил палец под потолок лифта – встретились Сталин и Гитлер и договорились освободить Москву от общего врага совместными усилиями…

– Почему без нас? – спросила Колокольцева. – Мы что, трупы?

– Я в восторге от вас, боярышня, – Гленни, нащупав, поцеловал Светке руку. – С вами – хоть в разведку…

– Я всю жизнь в разведке…

– Так вот. Они договорились, и в разгар этого яхтенного шабаша на парковку деловито, без помпы, приезжают несколько грузовиков с автоматчиками…

На этих словах Гленни свет зажегся, и лифт тронулся.

– Видать, Ара вспомнил, как мы их от турков защитили. Может, совесть взыграла? – почему-то недовольно произнес Фома…

У Гленни была большая четырехкомнатная квартира, в которой ползала младшая дочь, а старшая, 13-летняя Танечка, открыв дверь, враждебно уставилась на папу и его спутников.

– Маугли! – спокойно представил дочурку Гленни. – Где маман?

– Скоро придет! – буркнула девочка.

– Понятно: массаж, макияж, вернисаж, а муж – подонок… Входите!

Светку уложили в детской, и ей это шло: она уснула как ребенок.

Акуловские люди допили тонну «Першого пива Украины», размякли и расползлись по лежайлам. Супруга Гленни не пришла, но супруг думал не об этом. Вперившись во тьму спящими открытыми глазами, он уже не мог контролировать видения, возникавшие помимо его воли. Он уже был наблюдателем…

Хам-бугай был «снят» тихо. Это позволило двум грузовикам с автоматчиками без проблем найти парковку. Отборные воины – кто в эсэсовской, кто в советской форме – рассредоточились по периметру элитной тусовки. Кто они – павшие или живые, – Гленни не разобрал. Но холуи-охранники отправились в лучший мир без единого выстрела. Потом был открыт прицельный согласованный огонь. Предрассветный туман усиливал звуки выстрелов и вопли истребляемых человекообразных…

Помимо прочих, наложенных им на себя обязанностей типа сдачи в макулатуру массы газет, которых его просили распространить, одной из главных была координация поисковых работ, связанных с воинскими захоронениями времен Великой Гражданской Войны 1941–1945 годов. Потому и видения его были нередко вполне соответствующими.

Уже проваливаясь в бездну сна, но еще находясь на излете осознанности, Гленни увидел такую картину: как только отпузырилась утопленная плавучая крутизна, со стороны Тушино появилось нечто невообразимое – трехэтажная яхта. На мачте ее развевался черный флаг с перевернутой красной пентаграммой посредине полотнища.

Этот монстр торжественно и нагло шел по направлению к Троице-Лыково, где старый писатель, собрав последние силы, вышел на свой обширный участок на берегу Москва-реки и, плача красными от старости глазами, молился на сосны, за которыми – он знал – скрываются купола церкви, построенной в стиле нарышкинского барокко. Его усталое сердце раздирали страшные сомнения, справиться с которыми он был уже не в силах.