Действительно, так ли уж однозначно церковь стоит на стороне бесспорного добра, как о том веками вещает?

Основа основ богослужения – библейские тексты. Книг, анализирующих их – тысячи, и не будем тщиться что-то добавить к этому многовековому критическому анализу. Но все-таки на некоторых моментах остановиться придется.

Каждодневно отец Василий, читая канонический текст утрени, предлагает пастве возликовать по поводу поголовной гибели египетских первенцев у людей и скота, гибели египетского войска вместе с фараоном в Красном море. Повечерие содержит слова: «Господу вседержателю… праведные перед тобой только Авраам, Исаак и Иаков и семя их». Во время бракосочетаний он как православный священник обязан восславить брак в Кане Галилейской и «чудо», там происшедшее: как Христос превратил воду в вино к радости новобрачных и многочисленных гостей. В конце же произносится совсем уж сомнительный с точки зрения нравственности пассаж: «Исайя, ликуй, дева имела во чреве и родила Эммануила…» Смесь полупервобытных инстинктов, славословие по поводу чудес, нередко довольно неуклюже придуманных, наконец, откровенный расизм, – вот что в избытке содержат канонические тексты «дежурных» молитв. Эпизодов, подобных приведенному в книге Эсфирь – безнаказанное и без повода уничтожение за один день 75 тысяч человек – в Библии немало. Относительны ее нравственные постулаты. Недаром даже св. Августин признавал, что пытался читать Библию, но заключил, что ей недостает цицероновского духовного величия.

При первом приближении даже Библия, Откровение разрушают все моральные понятия, которые они нагромождают на бога. Они признают совершенством качества, которые здравый смысл и разум каждого человека называет недостатками, гнусными пороками и грубым беззаконием.

Резонно замечено кем-то из просветителей, что стремиться любой ценой добиваться поклонения, польстить богу – значит отождествить его с худшим из людей. Только при полном засыпании разума можно расточать раболепие обожание мстительному, тупому, несправедливому и жестокому небесному тирану, каким предстает Вседержитель в Библии.

«Потеря религиозного чувства неизбежно ведет к падению нравственности», – утверждал Отец Василий, то есть, что люди станут совершать злодеяния, лишившись надежды на награду и избавившись от страха наказания. Но разве это тормоза для совершения зла – страх и надежда на награду? Для собственно совести места вроде как и нет. Эффект индульгенции. И потому несть числа праведникам, не верящим в бессмертие души и воздаяние. Несть числа и людям порочным, верующим и в то, и в другое. Здесь уместно вспомнить старинную аргументацию гуманистов эпохи Возрождения: добрые дела, совершаемые без надежды на награду, гораздо более нравственны, чем те, единственным стимулом которых является расчет на вознаграждение. Тот, кто избегает совершать дурные поступки только потому, что считает их бесчестными, гораздо нравственней того, кто отказывается от дурных поступков лишь из страха перед загробной карой. Вот и получается, что по сути атеизм гораздо лучше укрепляет нравственность, чем религиозность.

«Без бога люди почувствовали себя заброшенными, покинутыми, одинокими во вселенной», – говорил отец Василий. Но нет религии, созданной с благими целями и сделавшей людей лучше, счастливее. «Потеря бога» – это считать главной причиной печалей современного человека разум никак не соглашается, да и душа не лежит. Утверждать это всерьез может лишь человек, не желающий или не умеющий смотреть в корень. Здесь много страусиной демагогии, много малодушия.

Отец Василий неожиданно в пылу разговора сослался на Запад: дескать, падение религиозности там произошло из-за чрезмерного практицизма, иссушающего душу, и нам грозит то же – что и у нас место религиозности займет нечто подобное, непотребное.

Да, допустим, религии в самом зарождении своем исходили из стремления к добру и справедливости. Но ведь теперь они исторически – в прошлом: формы добра ныне должны, обязаны быть действенными, если мы действительно всем сердцем стремимся к торжеству добра. И истинная мораль возникает и развивается только на почве безрелигиозности – как конфигурация корабельного днища просматривается только без наслоения ракушек и ила. Сознательно созидающий разум, а не Спаситель, как бы привычно и красиво это ни звучало, может спасти плутающий мир.

И истинное зло рождается человеческим рассудком, потому что природа лишена добра или зла: она лишь следует неизменным законам, давая жизнь и радость или посылая страдания и смерть. Человеческое себялюбие и жадность порождает зло, которое в этом смысле есть преувеличенное добро. Честолюбие, желание обеспечить благополучие и удобство тех, кого мы любим, приобретать почести и материальные блага – естественные чувства. Но когда они превращают человека в честолюбивого, жестокого тирана, скупца, себялюбивого эгоиста, они становятся источником беды для окружающих, будь то личность или государство. Потому не природа и не воображаемое божество должны быть порицаемы или непомерно восхваляемы, – человеческая природа, пристальное изучение ее позволит проследить причину любого зла до самого ее возникновения. И в этом религия не помощник, а помеха.

Где же причина зла? Бьемся мы, переросшие упования на потустороннего защитника. Бьемся целыми жизнями, веками бьемся. Полуответы мерцают в глубинах человеческой, нашей натуры и не могут воплотиться в отчетливые, полные ответы…

Сейчас хочется обратить внимание на один нюанс, не углубляясь в неимоверные глубины – и силенок не хватает, и времени всего одна жизнь.

Еще Толстым подмечено, что зло объединяется легче, чем добро. Объективная неизбежность? Не получается утвердительный ответ. Убежден, что эта легкость происходит от примитивности, одномерности побудительных мотивов зла. Им всегда движет корысть – магнит душ нечистых или совершенно расслабленных, идущих под его вроде бы надежное, вроде бы прочно стоящее на земле прикрытие. Между тем для постижения высокого смысла добра, для того, чтобы всеми порами ощутить неизбежность его конечной нравственной победы (а это-то вера как раз нужна) – для этого нужен опыт, а смолоду – незамутненное зрение и острое чутье, подвластное самовоспитанию. И тогда наступит желанная победа – неизбежно, в пределах жизни каждого из нас… Неимоверно сложно постичь смысл добра во всей полноте необходимой. Вот и плутают поодиночке люди вместо того, чтобы сразу, безоговорочно дружно ударить по кучкующемуся злу.

Казалось бы, как просто – всплакнем да обнимемся! Но в том-то и дело, что к постижению добра каждый идет своей дорогой. Путь к добру ощущается нами от природы как самый серьезный, священный путь, – и мы отказываемся от попутчиков, предпочитая одиночество.

Громадные силы нужны для постижения этих банальных и сложнейших в то же время истин. И сколько судеб надламывается по пустячным в сравнении с целью причинам. И главная среди них – духовная лень, порой – в религиозной оболочке.

Когда я говорил отцу Василию о смутном сознании опасности, которое ощущаешь во время службы, он отвечал в том духе, что в его деле, мол, как и в любом другом, есть плохие исполнители.