Как часто предпочитают унизить из снобизма!.. Бывало, невежество блистало бриллиантами. Ныне оно может выглядеть весьма респектабельно. Есть даже мода своего рода – кичиться невежеством, морща при этом лоб в попытке изобрести «бога», соблазняясь хоть ненадолго, хоть перед немногими выглядеть оракулами. Много ведется в таких кругах споров «о божественном» именно от снобизма, от «канонизированного» недостатка положительных знаний. И споры эти напоминают турниры деревянными копьями на деревянных лошадках.

Предвижу реакцию «верующих»: иди, мол, своей дорогой, потом поймешь… И авгуровские улыбки, и утонченную иронию. Хорошая мина, за которой лишь стремление блюсти свое «священное» невежество! Упорную привычку категорически не связываться с жизненными вопросами, спорить по существу. Боязнь признать, что путь без подпорок веры хоть и труднее, но – сладостнее, потому что ведет не к тупику, а к объективному пределу.

За этой миной ледяного неприятия (у «верующих» она гораздо явственней, неприкрытее, чем у отца Василия) угадываешь черты того же мракобесия, той же нетерпимости, которая лютовала в иные эпохи.

Не помню, в связи с чем я в разговоре процитировал слова Абеляра, сказанные 800 с лишним лет назад: «Сомневаясь, мы начинаем исследование, а благодаря исследованию мы приходим к истине». Ответ отца Василия был для меня неожиданным. Не знаю, в какой степени он соответствует ортодоксальному богословию, но суть его в следующем. Оказывается, теологией познана истина. Есть и система доказательств. Но они настолько трудны, что доступны лишь избранным. Однако эта самая истина, доказательства которой недоступны простым смертным, может им быть постигнута с помощью веры. Для тех, сказал отец Василий, кому занятость делами не оставляет досуга изучать философию, достаточно Откровения. Значит, и спорить об истине он не должен.

Тогда, подумал я, получается, что неспециалист в ядерной физике не должен бороться против создания оружия? – он же никаких последствий, его прегрешения в точности научно обоснованных, представить себе не может.

Так впервые в нашем разговоре промелькнула в моем собеседнике вековечная нетерпимость: верь, и все – а догматы не трожь…

Это наблюдается еще у первых учителей церкви. Их не интересует исследование, результат которого заранее знать невозможно. Прежде чем начать философствовать, они уже знают истину – она возвещена в вероучении. Удается найти аргументы – тем лучше. Не удается – ссылка на вероучение. Так рождалась система предвзятой аргументации, позволявшая в глазах толпы выглядеть хранителями истины.

Бог – самосущее, наиболее простое, неизменяемое, беспорочное… и так далее. Бог лишен всех качеств, о которых человеческий мозг может установить суждение – на все лады возмещалось церковью.

О том же, хоть и потупив скромно глаза, говорил и мой собеседник. На что я, так же потупясь, признавался, что разум отказывается принять существо или бытие, о котором мы ничего не знаем, выражал сильное сомнение в том, что не материальный дух может быть разумным. И вообще, что принцип «не знаем – ибо непознаваемо» открывает широчайшую возможность для спекуляций.

«Откуда тогда неизменные законы? Законы не могут создать себя?» – вопрошала меня теология устами отца Василия. «Но откуда их предполагаемый Создатель? Он не может создать или сделать себя, если мозг не создался. В противном случае мозг действовал ранее своего существования?» – отвечал я контрвопросами давних спорщиков с церковью. А позже, много позже прочитал великолепную аргументацию на этот счет Секста Эмпирика.

Вот что писалось еще до принятия христианского символа веры.

Если бог озабочен судьбами мира, то ли всего мира, либо части его. Но в мире немало зла, откуда следует, что обо всем мире бог не заботится. Значит, если он заботится о судьбах мира, то лишь о судьбе его части, что возможно лишь при одной из следующих альтернатив: либо бог может и хочет распространить свои заботы на весь мир; либо он хочет опекать весь мир, но не может; либо он и не желает, и не в силах позаботиться обо всем мире.

Первая из этих альтернатив отпадает, так как на свете существует зло. Если принять вторую – бог лишается всемогущества. Если принять третью – бог оказывается существом завистливым, а если принять последнюю – он окажется и слабым и завистливым. Так как принять одну из этих альтернатив необходимо, то остается признать, что бог вовсе о мире не заботится. «Если же он не имеет забот ни о чем и у него нет никакого дела и действия, то никто не может сказать, откуда он воспринимает существование бога. И вследствие этого, значит, невосприемлемо, есть ли бог», – писал мудрый грек еще во II–III веке… Как современно звучит его аргументация. С каким трудом отступают мировые предрассудки! Вот и ровесник мой, современник молодой ясноглазо, твердо не признает, что слово «бог» было изобретено для определения неизвестной причины тех следствий, которыми, не понимая их, восхищался или устрашался человек, наш далекий пращур.

Может быть, живучесть религии в ее замкнутости, ревниво не позволяющей проникнуть внутрь себя ни одной живой мысли? Смотрите: богооткровенность христианства обосновывается наличием чудес и пророчеств, а пророчества и чудеса доказываются наличием божественной силы; существование бога выводится из его сущности – и наоборот; истинная мораль вытекает непосредственно из истинной веры, а истинная вера обосновывается наличием истинной морали. Удобно, черт возьми, не при отце Василии будь сказано!