Шрифт:
Он развернул бланк и пригляделся к отметкам на нем. «Цюрих».
О Господи Исусе! Из Цюриха!
Кто-то в Цюрихе — кто-то, называющий себя Да Винчи, знающий его настоящее имя, Джона Таннера и Остерманов — предупреждает его!
Джой Кардоне уставился из окна на задний двор своего дома. Да Винчи, Да Винчи!
Леонардо.
Художник, ученый, солдат, создатель оружия — и все один человек.
Мафия! О Господи! Но кто именно?
Кастеллано? Бателья? Может, семья Латроне?
Кто из них обратил на него внимание? И почему? Он же и х друг!
Руки у него подрагивали, когда он взял телеграмму с кухонного столика и перечитал ее. Теперь казалось, что за каждым предложением кроется угроза.
— Таннер!
Джон Таннер что-то узнал! Но что?
И почему телеграмма из Цюриха?
Какое отношение имел к Цюриху любой из них?
Что выяснил Таннер? Что собирается предпринять?.. Один из людей Бательи как-то назвал Таннера по-другому — как это звучало?
Стервятник!
«Не принадлежит к друзьям итальянцев… Будьте осторожны… защищать себя…»
Как? От кого? Он ничего не рассказывал Таннеру. Почему он должен?..
Он, Джой Кардоне, не имел отношения к синдикату; он не член семьи. Что он-то может знать?
Но послание «Да Винчи» пришло из Швейцарии.
Возможной казалась лишь одна версия. Одна, но просто пугающая. Коза Ностра узнала о Цюрихе! Они пустят эту информацию в ход против него, если он не будет полностью контролировать «светло-коричневого» врага итальянцев. И если не сможет остановить действия Джона Таннера, какими бы они ни были, уничтожат.
Цюрих! Остерманы!
Он делал лишь то, что, по его мнению, было правильным. Он старался лишь выжить. Остерман, вне всякого сомнения, совершенно точно понял это. Но теперь сведения оказались в чужих руках.
Джой Кардоне вышел из кухни и вернулся в свой миниатюрный спортивный зал. Не натягивая перчаток, стал дубасить мешок, все резче и ожесточеннее, резче и ожесточеннее.
И каждый удар отзывался в сознании:
Цюрих! Цюрих! Цюрих!
Вирджиния Тремьян слышала, как ее муж поднялся с постели в шесть пятнадцать, и сразу же поняла — что-то неладно. Муж очень редко просыпался так рано.
Она полежала несколько минут. Не дождавшись, встала сама, накинула халатик и спустилась вниз. Он стоял в гостиной у высокого окна и курил, изучая листок бумаги.
— Что ты здесь делаешь?
— Смотри, — тихо ответил он.
— На что? — она взяла листок у него из рук.
«Примите исключительные меры предосторожности против вашего друга из редакции. Его дружба несравнима с его завистью. Он не тот, за кого себя выдает. Мы можем и должны предупредить о его посетителях из Калифорнии. Блэкстоун».
— Что это? Откуда ты это получил?
— Минут двадцать назад я услышал какие-то звуки за окном. Они меня разбудили. Затем раздался шум мотора. Машина проехала мимо дома… Я подумал, что ты тоже слышишь. Ты лежала, откинув одеяло.
— Просто я не обратила внимания…
— Я спустился и открыл двери. На коврике лежал конверт.
— Что это может означать?
— Пока еще не догадываюсь.
— Кто такой Блэкстоун?
— В этом надо разобраться. И серьезно… — Ричард Тремьян устало опустился в кресло и поднес руку ко лбу, другой он осторожно стряхнул пепел с сигареты: — Прошу тебя… Дай подумать.
Вирджиния Тремьян снова посмотрела на лист с загадочным текстом:
— «Друг из редакции». Что это значит?
— Таннер что-то нащупал, и автор этого послания впал в панику. Теперь стараются ввергнуть в панику и меня.
— Зачем?
— Не знаю. Может, считают, что я мог бы помочь им. Или же в противном случае хотят запугать. Всех нас.
— Остерманы…
— Совершенно верно. Они угрожают нам, намекая на Цюрих.
— О Господи! Они знают. Кто-то выяснил!
— Похоже, что так.
— Ты считаешь, что Берни напуган? Что с ним поговорили на эту тему?
Тремьян прищурился:
— Он, должно быть, сошел с ума, если пошел на это. Его распнут по обе стороны Атлантики… Нет, тут что-то совсем другое.
— Что же тогда?
— Кто бы это ни писал, он, скорее всего, один из тех, с кем я работал в прошлом или кого отказался поддерживать. Может быть, он имеет отношение к нынешним делам. К одному из тех досье, что лежат у меня на столе. Таннер узнал об этом и может поднять шум. Они хотят, чтобы я остановил его. Иначе со мной будет покончено. Я даже понять ничего не успею… Цюрих вплотную займется нами.