Шрифт:
— Тогда почему вы не причисляете к ней и меня? — совсем уж одурев, спросил Таннер.
— Вся ваша жизнь, начиная с рождения, исследована профессионалами с микроскопической дотошностью. И если мы ошибаемся относительно вас, то просто не имеем права заниматься своим делом.
Таннер в полном изнеможении опустился в кресло.
— Так чего вы хотите от меня? Что я должен делать?
— Если наша информация верна, Остерманы прилетают в пятницу на восточное побережье и остаются на уик-энд с вами и вашей семьей. Это верно?
— Это было верно.
— Ничего не меняйте. Не меняйте положение вещей.
— Теперь это невозможно.
— Есть только один путь — ваша помощь нам. Всем нам.
— То есть?
— Мы считаем, что сможем накрыть эту «Омегу» во время уик-энда. Если вы поможете нам.
— Каким образом?
— До приезда Остерманов остается четыре дня. Все это время наших подозреваемых — Остерманов, Тремьянов и Кардоне — будут держать в состоянии нервного напряжения. В доме у каждой пары начнут раздаваться непонятные телефонные звонки, будут приходить телеграммы из Цюриха, произойдут случайные встречи с незнакомыми людьми в ресторанах, коктейль-барах и на улице. Смысл всех этих действий в том, чтобы им стало ясно: Джон Таннер — не тот, за кого себя выдает. Вы кто-то другой. Возможно, двойной агент или информатор Политбюро, или добросовестный работник моей собственной организации. Информация к ним станет поступать достаточно странная, чтобы вывести из равновесия.
— И сделать мою семью мишенью? Я не позволю! Нас убьют!
— Вот на это они никогда не пойдут.
— А почему бы и нет? Если все, что говорите, правда — почему нет? Но я знаю этих людей. И не могу в это поверить!
— В таком случае, вообще нет никакого риска.
— Как это?
— Если они — любая пара или же все — не имеют отношения к «Омеге», то станут вести себя совершенно нормально. Они сообщат об инцидентах, которые с ними произойдут, в полицию или в ФБР. И мы это узнаем. Если же одна или две пары обратятся с таким сообщением, а остальные этого не сделают, мы узнаем, кто «Омега».
— И… ну, предположим, что вы правы. И что тогда? Какие твердые гарантии вы можете мне дать?
— Тут есть несколько факторов. Расчет на «защиту от дурака». Я уже говорил, что информация относительно вас будет носить фальшивый характер. Кто бы ни был «Омегой», они пустят в ход свои источники и проверят данные через Кремль. Наши союзники там тоже подготовлены. Запрос перехватят. Информация, которую «Омега» получит из Москвы, будет содержать чистую правду. Правду, которая существовала до этого дня. Вы просто Джон Таннер, директор службы новостей и не имеете никакого отношения ни к каким тайнам. Роль приманки сыграет следующее. Тем, кто будет проверять вас, Москва сообщит, чтобы они присмотрелись к другим парам. Они могут быть перебежчиками. Мы внесем раскол. И тут, на пике конфронтации, выйдем на сцену.
— Что-то слишком легко. И просто.
— Любая попытка покушения на вас или вашу семью подвергнет опасности всю операцию «Омега». А они не захотят пойти на такой риск. Слишком много сил вложено. Я же сказал, что они фанатики. А дата начала операции «Омега» примерно через месяц.
— Звучит не слишком ободряюще.
— Есть кое-что еще. К каждому члену вашей семьи приставят как минимум по два вооруженных агента. Они будут с вами двадцать четыре часа в сутки. Ни один из них не отдалится от вас дальше, чем на пятьдесят ярдов. В любое время суток.
— Теперь я окончательно понял, что вы не в себе. Вы не представляете, что такое Сэддл-Уолли. Стоит только там появиться незнакомцу, на него тут же обращают внимание! У нас незамеченной муха не пролетит.
Фассет улыбнулся:
— В настоящий момент в Сэддл-Уолли тринадцать наших людей. Они привычные обитатели вашей общины.
— Боже милостивый! — тихо сказал Таннер. — Никак для нас наступает тысяча девятьсот восемьдесят четвертый? [1]
1
Таннер вспоминает роман Дж. Орвелла, в котором рассказывается о тоталитарном режиме.
— Сегодня нам часто приходится вспоминать об этом.
— И выбора у меня нет, разве не так? Да, выбора нет, — он указал пальцем на диктофон и заявление, лежавшие на столе рядом. — Я на крючке?
— Мне кажется, вы снова излишне драматизируете.
— Нет, никоим образом. Ничего я не драматизирую… Я должен буду делать то, чего вы хотите от меня. Да? Я должен пройти через это… Единственная возможность — это исчезнуть… и стать дичью. Охотиться за ней будете вы сами и, если вы не ошибаетесь, — эта «Омега».
Фассет открыто посмотрел Таннеру в глаза. Он говорил сущую правду, и оба они знали это.
— Это всего лишь шесть дней. Шесть дней из всей вашей жизни.
4. Понедельник — 8.05 пополудни
Он смутно осознавал, что летит из аэропорта Даллас в Ньюарк. Он не устал. Он был напуган. Он лихорадочно перескакивал в мыслях с одного образа на другой, и картинки стремительно сменяли друг друга. Он видел острый испытующий взгляд Лоренса Фассета, сидящего за диктофоном с вращающимися катушками. Он узнавал тембр его голоса, задавались какие-то невероятные вопросы; постепенно голос становился все громче и громче.