— А ты, Никулин, у нас, оказывается, комик!

После концерта я сделал два вывода: первый — быть артистом страшно и трудно, второй — в школе комиков не любят».

Анекдоты стали страстным увлечением и частью профессии прославленного артиста. Слова самого Юрия Владимировича лучше всего передадут атмосферу первой, незабываемой встречи: «На всю жизнь сохранился у меня в памяти первый услышанный анекдот. Мне рассказал его Коля Душкин: «К одному офицеру приходит полковник и стучится в дверь. Открывает денщик, а полковник говорит: «Передай своему барину, что пришел полковник». Денщик вбегает бледный к офицеру и говорит: «Ой, барин, к вам пришел покойник». И барин от страха полез под кровать». Я долго смеялся. Подходил ко всем во дворе, рассказывал анекдот и обижался, если кто-то не смеялся».

Юрий Владимирович не снимал солдатской шинели в течение семи лет. Он был призван на действительную службу в армию в 1939 году, а демобилизовался после окончания Великой Отечественной войны. Это была уникальная школа жизни, где он столкнулся со всеми жестокостями войны, с огромным человеческим горем, но тем не менее комический талант Никулина и здесь проявлял себя во весь рост:

«Однажды со старослужащим Гусаровым мы поспорили на десять пачек папирос «Звездочка», кто больше из нас знает анекдотов. После отбоя легли на нары и начали рассказывать. Он начинает, я заканчиваю. Мол, знаю анекдот, слышал его. Он новый начинает — я опять говорю конец анекдота. Тогда Гусаров предложил:

— Давай ты начинай.

Выдаю первый анекдот. Он молчит. Не знает его. Рассказываю второй, третий, пятый… Все хохочут. А он не знает их. Выдаю анекдоты один за другим. Полчаса подряд. Час. Два. Смотрю, уже никто не смеется. Устали смеяться. Многие засыпают. В половине четвертого утра Гусаров сказал:

— Ладно, кончай травить, я проиграл.

— Подожди, — говорю, — есть еще анекдоты про пьяных, детские, иностранные.

— Нет, — отвечает Гусаров. — Не могу больше, спать хочу.

Так я выиграл спор. Но никто не знал, что в армию я взял с собой записную книжку, в которой было записано полторы тысячи анекдотов. Перед поединком, естественно, я их просмотрел».

Служил Никулин в войсках зенитной артиллерии под Ленинградом. Вспоминал он о тех давних временах так: «Ко мне поначалу некоторые относились с иронией. Больше всего доставалось во время строевой подготовки. Когда я маршировал отдельно, все со смеху покатывались. На моей нескладной фигуре шинель висела нелепо, сапоги смешно болтались на тонких ногах. Когда первый раз пошли всей батареей в баню, я разделся и все начали хохотать. Я всегда знал, что некрасивый. Глиста в обмороке. Худой, длинный и сутулый. Но я нисколько не обижался. Про себя я злился, но в то же время смеялся вместе со всеми. Что меня и спасало от дальнейших насмешек.».

Участие в армейской самодеятельности, организация концертов, самостоятельное сочинение веселых сценок, клоунад, текстов для конферансье, постановка реприз — все это придавало уверенности в желании стать артистом. Отец Никулина продолжал действенно поддерживать самореализацию сына: посылал актуальный репертуар для постановок в армейской среде. Так Юрий Владимирович пробовал свои силы и в режиссуре, и в драматургии, и в актерском ремесле. Вернувшись из армии, Никулин был полон решимости поступить в театральный институт. К экзаменам по мастерству актера он готовится под руководством отца. Подготовив специальную программу для конкурсных испытаний, Юрий пришел во Всесоюзный государственный институт кинематографии. Первый тур вступительных экзаменов — а их было три — Никулин выдержал успешно. А на втором его подозвали к столу, за которым восседала авторитетная комиссия, и сказали следующую фразу:

— Вы совершенно не подходите для кино!

Упорный Никулин попробовал свои силы в Щепкинское училище при Малом театре, в Государственный институт театрального искусства им. А. Луначарского, во вспомогательную группу Театра Моссовета, и везде вердикт признанных метров звучал примерно одинаково.

10 августа 1946 года отец и сын Никулины прочитали в газете «Вечерняя Москва» объявление. В нем сообщалось о наборе в студию клоунады при Московском ордена Ленина государственном цирке. Вступительные экзамены Юрий выдержал с большим трудом. Волновался, был скован, производил впечатление человека малоспособного, непластичного, лишенного чувства юмора. Долговязая, нескладная фигура молодого человека и прочитанные стихи с мрачным выражением лица тем не менее вызвали интерес у комиссии, видимо, проглядывалась алогичность клоунского мышления экзаменуемого. Юрия Никулина приняли в студию при Московском цирке.

Михаил Николаевич Румянцев (Карандаш), выдающийся цирковой комик, эталон смеха, юмора, веселья долго присматривался к студийцу Юре Никулину. И однажды, встретив его в фойе цирка, пригласил к себе в гардеробную на правах ученика.

— Когда Юраучился в студии, то все кричали: «Талант! Талант!» — а потом бросили его и как-то забыли о нем. Вот я и решил ему помочь. — Признался позже Карандаш.

Одновременно в поле профессионального внимания Румянцева попал и Михаил Шуйдин. С легкой руки Карандаша коверные комики, выступающие в паузах между цирковыми номерами, завоевали огромную популярность и заняли ведущее место в программах. Из вспомогательного, подыгрывающего персонажа коверные превратились в главное действующее лицо спектакля. Он занял Никулина и Шуйдина почти во всех репризах и клоунадах. Румянцев так поступил еще и потому, что остальные стажеры покинули своего наставника. Требовательность и крайняя взыскательность педагога часто принимала форму назойливой въедливости, чрезмерной мелочности, к тому же он часто повышал голос, если ему казалось, что его замечания не принимаются всерьез. Репутацию он имел как человек придирчивый, капризный и взбалмошный.

Однако оставшиеся ассистенты вполне устраивали Карандаша, и он чувствовал, что из этих двух учеников выйдет толк. Даже облик клоунов заключал в себе комичный контраст: высокий сухопарый Юрий выглядел еще смешнее рядом с полноватым, среднего роста Мишей.

«На манеже я появлялся в своем кургузом костюмчике, в канотье, и публика встречала меня не только молча, а, пожалуй, даже с некоторым недоверием.

— Никулин, попробуйте, что ли, петь на выходе… — посоветовал как-то Карандаш.

Я выбрал популярную в то время песню «Закаляйся, если хочешь быть здоров» из фильма «Первая перчатка». Пел ее истошным голосом, пел дико, так, что публика, сидящая близко, вздрагивала, а дети в зале пугались. Песня не помогала. Но на одном из представлений решил петь куплет не сначала, а со строчки «Водой холодной обливайся.», и в слове «холодной» голос у меня вдруг сорвался. Слишком высоко взял. В зале засмеялись. Ага, думаю, уже на правильном пути. Так постепенно, по крупицам, выуживал смех у публики», — вспоминал Юрий Никулин.