Но при этом даже лучшие марафонцы не очень-то стремятся перейти в этот вид спорта. И дело даже не в том, что призовой фонд в сверхмарафонах невелик. Несмотря на то что скорость при прохождении сверхмарафона ниже, чем при марафонах, необходимость ее поддерживать в течение длительного времени может опустошить, выкинуть на обочину дороги даже лучших из нас. Нагрузка на мускулы и костные ткани с каждой минутой бега увеличивается. С каждым шагом квадрицепсы бедер и икроножные мышцы должны растянуться, чтобы смягчить удар от прыжка, и на длинной дистанции начинает действовать накопительный эффект от таких ударов. И неважно, босиком вы или в кроссовках Brooks, идете или бежите, приземляетесь на пятку или на носок. Хуже всего приходится на спусках. Так что бегуны, еле передвигающие ноги на финише Badwater, шаркают так не потому, что устали от прыжков при беге: они устали от приземлений.

И даже если в таких условиях в желудке у вас задержится еда, вы все равно рано или поздно встретите знаменитую «стену»: состояние, когда гликоген в мышцах и печени полностью исчерпан. В марафоне «стену» можно словить к концу забега, в сверхмарафонах это случается не просто где-то в середине забега: это происходит несколько раз на дистанции. Во время прохождения сверхмарафона тело несколько часов находится в катаболическом состоянии, используя в качестве энергетических ресурсов и жир, и белок, и даже мышцы, чтобы обеспечить достаточное питание головного мозга.

При этом по организму протекают целые реки гормонов, вызванные стрессом и компенсирующие общую усталость. Исследования анализов крови сверхмарафонцев, проведенные после забегов, показывают повышенный уровень сердечных ферментов, повреждения почек и исключительно высокий уровень гормона стресса – кортизола, противовоспалительного белка интерлейкина-6 и фермента креатинкиназы, продукта распада мышечных тканей. В общем, сверхмарафон – это сильнейший удар по защитным системам организма. Почти четверть бегунов, прошедших Western States, подхватывают после забега простуду, и это в середине лета!

А самое сложное то, что в сверхмарафоне ты остаешься один на один со своими мыслями. И если в голове застревает какая-нибудь песенка, так пусть она будет хорошей. И если вы разговариваете сами с собой – расскажите себе историю с продолжением. Здесь нет места негативу. Люди обычно сходят с дистанции совсем не потому, что не справляется их тело.

Так почему же меня так подвел мой разум? Что я мог сделать лучше?

«Ты не выиграешь этот чертов забег, если будешь валяться мордой в пыли. Давай, Джурка, поднимайся, к чертовой матери!»

Я попробовал подняться, побежать, но чуть опять не упал.

«Давай, Джурка, – повторил Дасти. – Мы просто погуляем. Просто немного погуляем по пустыне».

Мы пошли пешком, а потом Дасти сказал: «Давай пробежим 10 метров. Как на лыжных тренировках. Покатаемся на лыжах». Он сказал это с нарочитым акцентом, передразнивая нашего русского тренера по лыжам, и я не мог не рассмеяться. И сумел проглотить немного воды.

Суини уже был на много миль впереди меня. А я не мог догнать сумасшедшего канадца. Чем я тут вообще занимаюсь? Я, кажется, даже сказал это вслух.

«Ничего, разберемся потихоньку. Шаг за шагом, – ответил Дасти. – Шаг за шагом».

Я уже не думал о том, чтобы кого-то догонять. Или даже о том, чтобы финишировать. Я забыл обо всем, кроме того, что нужно добежать до следующего поворота. Дасти видел, что со мной творится. Он тогда мне сказал, что это не вопрос жизни и смерти и не надо так убиваться.

Шаг за шагом. Поворот за поворотом. Мы пересекли пустынную долину с редкими деревьями Джошуа [21] . В желудке стало получше. Я побежал. Дасти тоже. Я стал набирать скорость. И Комок Пыли покатился тоже: «Ритм и беговая форма, Джурка. Ритм и форма. Давай, вытягивай. Ну, ты же собираешься стать кем-то в этой жизни? Поехали!»

И мы побежали. Мы пробежали 85 миль. Мы бежали через перевалы плато на границе Национального парка «Долина Смерти». Кто-то из команды поддержки сказал, что Ферг обогнал Суини и что ныряльщик выглядит неважно. Дасти и я летели дальше. Мы бежали в темпе 8 минут на милю, потом 7:30, потом опять 7:30. Мне казалось, что я могу бежать вечно.

Если вы занимаетесь спортом и если вам очень повезло, то понимаете, что я имею в виду. «Войти в зону», почувствовать мгновение сатори – резкую, четкую ясность мгновения дзен, которое приходит внезапно, неожиданно, часто – когда тело находится на грани изнеможения. Игроки в американский футбол, раннингбэки, говорят, что в такие моменты время как будто замедляет ход, другие игроки двигаются по-мультяшному нелепо в то мгновение, когда раннингбэк пулей летит между них к нужной зоне. Баскетболисты рассказывают о том, что в момент прицельного броска корзина кажется более широкой. Бегуны – о чувстве растворения в окружающем их мире и ощущении знания каждой травинки на обочине трассы. У меня, когда сильно везло, появлялось ощущение невероятной легкости. Оно приходило, когда жар гонки, давление ожидания победы, боль – все доходило до невыносимого уровня. И тогда что-то внутри щелкало, я начинал ощущать, что есть еще часть меня, которая выше этой боли.

Сатори можно пытаться поймать специально, но его невозможно удержать. Спустя несколько мгновений после ощущения бесконечного блаженства я начинаю чувствовать боль в коленях, хочется в туалет или я начинаю размышлять, как дела у соперника. Я не могу остановить эти желания или мысли, но знаю, что они неважны. А важно ощущение легкости и самозабвения. Для того чтобы обрести его, есть много способов, например молитва или медитация. Мой способ – прохождение через сверхусилие, когда мой организм и ум начинают бить тревогу. Но у меня есть знакомые, которые получают тот же результат на пятимильной легкой пробежке или в процессе вдумчивого пережевывания морковки. Да и у меня самого что-то подобное получалось. Но в сверхмарафоне это ощущение практически гарантировано.