– Веди нас самым коротким путем!

Так распорядился мистер Холмс, и Том повел. Очень скоро он выяснил, что джентльмены умеют прыгать через канавы и перемахивать заборы ничуть не хуже записного молдонского уроженца, возросшего на краже яблок из чужих садов – и подивился столь неожиданной сноровке. Когда они добрались до места, звезды начали тихо гаснуть, но солнце еще не взошло.

Успели!

Доктор занялся спящими: проверил пульс, приподнял самому молодому из караульных веко. Судя по выражению лица Ватсона, увиденное ему не понравилось.

– Караул, подъем!

У доктора прорезался такой командный рык, что Том аж присел. Том-то присел, а солдаты нисколечко не встали. Тогда доктор достал из кармана флакон с нюхательной солью и сунул его по очереди под нос каждому. Отхлестал засонь по щекам, снял с солдатского ремня флягу и вылил всю воду на голову хозяина фляги.

Всё без толку.

– Летаргия? – доктор нервно мерил шагами пространство между костром и спящими. – Транс? Такие случаи мне встречались в Индии. Факиры в трансе не реагировали даже на прижигания раскаленным железом. Но чтобы сразу у троих? У англичан?! Возможно, имеет место какой-то парализующий яд. Что скажете, Холмс?

В попытках разбудить караульных Холмс участия не принимал. Лишь один раз он низко склонился над спящими, словно принюхиваясь, а затем начал тщательно изучать землю вокруг. Сейчас, отойдя от угасающего костра, он внимательно глядел на развалины.

– Не волнуйтесь, Ватсон. Думаю, скоро всё выяснится.

– И вы даже не осмотрите их?

– Вы – опытный врач, я вам вполне доверяю. Дело тут, по большому счету, не в этих несчастных. Их губы не пахнут ничем подозрительным. Но это, конечно, ничего не значит. Меня куда больше беспокоят следы. Вернее, их отсутствие.

– Вы не послушались меня, мистер Холмс, – ответили руины. – Зря, клянусь первым поцелуем. На ваше счастье, я милосерден. Я даю вам последний шанс. Уезжайте сегодня же, утренним поездом – и останетесь живы и невредимы. Вас, доктор, это тоже касается. Согласно Женевской конвенции, персонал госпиталей и походных лазаретов почитается нейтральным, пока находится при исполнении своих профессиональных обязанностей. Но в уставе Красного Креста нигде не сказано, что в профессиональные обязанности врачей входит частный сыск. Рискнете продолжить, и я лишу вас нейтралитета!

– Доброй ночи, граф, – Холмс коснулся козырька своего кепи. – Или правильнее будет сказать: доброго утра?

Том готов был поклясться, что еще мгновение назад руины пустовали. Теперь же на груде балок возвышалась знакомая фигура в габардиновом макинтоше, небрежно наброшенном на плечи. Голову графа Орлока венчал щегольской цилиндр.

– Ваша работа? – Холмс кивнул в сторону караульных.

– Не испытывайте мое терпение, мистер Холмс. Они придут в себя, если вы послушаетесь доброго совета. В противном случае они не проснутся никогда. Но ваша участь будет куда более незавидной!

Холмс сделал шаг вперед:

– Терпеть не могу угроз. Полагаю, нам с доктором Ватсоном придется вас задержать. Если вы добровольно отдадите нам противоядие, это существенно облегчит вашу участь.

– Противоядие? Глупец! – в ярости прошипел граф.

Содрогнувшись, Том узнал змеиный шепот, который погнал его к «Синему вепрю».

– От темного сна нет противоядия! Я могу навеять его или снять по своему желанию! Вы, жалкие людишки, тут бессильны!

– Сумасшедший, – озвучил диагноз Ватсон. – Вас надо запереть в Бедлам, граф. Дабы обезопасить от вас общество. Оттуда вы сможете грозить кому и сколько угодно.

– Вы назвали меня сумасшедшим?

Тон графа предвещал бурю. Фигура лже-помощника синематографиста сделалась зыбкой и, кажется, перетекла чуть ближе.

– Хотите обезопасить общество? О, доктор! Наивный доктор! Умей вы сшивать части трупов, оживляя получившегося монстра, займись вы вивисекцией животных, превращая их в гнусное подобие людей – и то вы навсегда остались бы простаком Ватсоном, годным лишь на посмешище! Вы даже не представляете, насколько я опасен!

Лицо графа изменилось. Из бледного оно сделалось синюшным, как у мертвеца. Резче проступили скулы, обтянутые шелушащейся пергаментной кожей. Будто у плотоядного хищника, вздернулась верхняя губа, обнажив необычайно длинные и острые зубы. Глаза утонули в глазницах, и там, в жуткой глубине, заплясали багровые отсветы костра.

– Ватсон, стреляйте!

Приказ Холмса утонул в грохоте револьверного выстрела. Доктора и графа разделяли каких-нибудь семь шагов, револьвер был направлен в грудь существу, утратившему право именоваться человеком. Том был уверен: доктор не мог промахнуться.

Доктор и не промахнулся.

Пуля проделала аккуратное отверстие в белоснежной манишке графа, строго напротив сердца. В ответ граф лишь глумливо оскалился. Револьвер полыхнул огнем еще раз, и еще. Было видно, как пули рвут фрак, оставляя в ткани дымящиеся дыры. Увы, на графа это не произвело должного впечатления. Макинтош взметнулся парой крыльев, и в два гигантских стремительных скачка граф Орлок оказался рядом с Ватсоном, схватив доктора за горло.