— Ты видел Армана? — Хью протянул руку за горчицей.

— И Армана, и графиню, и очаровательного виконта, и еще целую прорву народу.

— Так всегда случается на больших приемах. Полагаю, мадам Помпадур была рада видеть тебя?

— Да… весьма утомительная дама, к слову сказать. Король восседал на троне, ласково улыбаясь всем и каждому. Совсем как на монете.

Вилка с изрядным куском телятины, сдобренной хреном, опасно зависла в воздухе.

— Как на чем?

— Как на монете. Леон тебе объяснит на досуге. Хотя, возможно, он уже забыл. У детей такая короткая память.

Хью вопросительно взглянул на пажа.

— Что это за шутка, Леон? Ты понимаешь?

Паж растерянно покачал головой.

— Нет, месье.

— Я так и знал, что ты забудешь, — довольно улыбнулся его милость. — Леон остался весьма доволен видом короля. Он признался мне, что его величество выглядит совсем как на монетах.

Леон покраснел.

— Боюсь, Монсеньор, я в тот момент ничего не соображал. Мне ужасно хотелось спать.

— Я заметил. А ты всегда спишь столь крепко?

— Нет. То есть… я не знаю, Монсеньор. Меня уложили в постель одетым.

— Да, пришлось так поступить. Ты был похож скорее на бревно, чем на живого мальчика. Потратив добрых десять минут на бесплодные попытки разбудить тебя, я пришел к выводу, что разумнее всего будет просто переложить твою персону в постель. Что-то вид у тебя не слишком радостный, дитя мое.

— Мне очень жаль, Монсеньор. Вам следовало меня разбудить.

— Если ты сообщишь мне, каким образом этого можно добиться, в следующий раз я так и поступлю. Хью, если уж ты вздумал полакомиться телятиной, зачем же тыкать ее мне в рот?

Давенант, который так и не донес вилку до рта, рассмеялся и вновь приступил к еде.

Эйвон принялся разбирать письма, лежавшие рядом с его тарелкой. Некоторые из посланий его милость отодвинул в сторону, другие положил в карман. Одно из писем пришло из Англии и занимало несколько листов. Герцог сломал печать и, морщась, принялся разбирать торопливый почерк.

— Эго от Фанни, — сообщил он через минуту. — Руперт, судя по всему, еще на свободе. Пребывает у ног госпожи Корсби. Когда я в последний раз видел юного шалопая, он был без памяти влюблен в Джулию Фолкнер. Моего драгоценного братца бросает из одной крайности в другую. — Эйвон перевернул страницу. — О, как интересно! Милый Эдвард подарил Фанни карету шоколадного цвета с голубыми подушками и синими козами? Козы синего цвета? — он недоуменно вздернул брови. — Довольно странно, но вряд ли Фанни ошибается. Я так давно не был в Англии… А нет, прошу прощения. К счастью, козы в Англии все того же натурального оттенка. Это козлы у кареты синего цвета. Баллентор снова затеял дуэль, а Фанни на днях выиграла пятьдесят свиней… Интересно, каким образом?

— Полагаю, следует читать "гиней", — подсказал Давенант.

— Ну конечно! Я должен был сам догадаться. Крошку Джонни отправили за город, поскольку лондонские миазмы вредны для его здоровья. Интересно, кто это, собачонка или любимый попугай моей несравненной сестрицы?

— Ее сын, — усмехнулся Давенант, принимаясь за бараньи мозги.

— Правда? Да, наверное, так и есть. Что там дальше? Если я подыщу для Фанни повара-француза, она станет любить меня больше прежнего. Леон, скажи Уолкеру, чтобы он нашел пристойного повара-француза. Фанни желала бы навестить меня, поскольку я давно уже ее приглашал — какая неосмотрительность с моей стороны! — но это совершенно невозможно, поскольку нельзя же оставить дорогого Эдварда одного, а он вряд ли захочет прозябать в моем помете. Хм, помете… Что бы это значило? Но все равно, не очень-то вежливо со стороны милой Фанни. Надо не забыть при случае попросить ее быть более учтивой.

— Там, наверное, написано "в поместье", — предположил Хью.

— Ты снова прав, мой всеведущий друг. Именно "в поместье". Остальная часть этого захватывающего послания посвящена туалетам. Ее я опускаю. Ты закончил?

— Закончил и покидаю тебя, — ответил Давенант, вставая. — Я договорился с д'Анво прогуляться верхом. Увидимся позже.

Он помахал рукой и вышел.

Эйвон подпер щеку и уставился на пажа.

— Леон, а где проживает твой замечательный брат?

Леон вздрогнул.

— Мон… Монсеньор?

— Где находится его постоялый двор?

Леон рухнул на колени и с неподдельным отчаянием ухватился за рукав его милости. Лицо пажа исказилось, огромные глаза наполнились слезами.

— О нет, нет, нет, Монсеньор! Вы не станете… Пожалуйста, не надо! Я больше никогда не засну! Пожалуйста, Монсеньор, простите меня! Монсеньор! Монсеньор!

Эйвон недоуменно взирал на мальчика. Леон прижался лбом к руке хозяина, сотрясаясь от сдавленных рыданий.

— Ты меня изумляешь, дитя. Чего я "не стану" и почему ты больше никогда не заснешь?

— Не возвращайте меня Жану! — выдохнул Леон, яростно дергая герцога за рукав. — Обещайте!

Эйвон осторожно отцепил пальцы мальчика.

— Мой дорогой Леон, прошу тебя не поливать слезами мой камзол. Я не собираюсь отдавать тебя ни Жану, ни кому-нибудь еще. Встань и больше не говори глупостей.

— Вы должны обещать! Обещайте же! — Леон отчаянно всхлипнул.

Герцог обреченно вздохнул.

— Хорошо, обещаю. А теперь скажи, где я могу найти твоего брата, дитя мое.

— Не скажу! Не скажу! Вы… Он… Не скажу!