Леони скорчила гримасу.

— Жуть! — не совсем внятно пробормотала она.

Эйвон нахмурился, но губы его непроизвольно дрогнули.

— Прошу прощения?

— Я сказала: "жуть", — безмятежно повторила Леони.

— Я понял, — холодно произнес его милость.

— Так говорит Рейчел, — объяснила Леони, поднимая взгляд на герцога. — Горничная леди Фанни. Вам не нравится это слово?

— Не слишком. Я предпочел бы, чтобы ты воздержалась от употребления слов, подслушанных у служанок моей сестрицы.

— Да, Монсеньор. А что означает это слово?

— Не имею ни малейшего представления. Наверняка что-нибудь крайне вульгарное. В жизни имеется множество грехов, ma belle, но только один из них непростителен. Это вульгарность.

— Что ж, придется его забыть, — с сожалением вздохнула Леони. — А что, если вместо этого забавного словечка я стану говорить… ну… гром и молнии!

— Попрошу тебя воздержаться и от этих слов, ma fille. Если тебе не терпится употребить крепкое выражение, ограничься восклицанием "помилуй бог" или, в крайнем случае, "какой ужас!".

— "Ужас"? Звучит довольно мило. Мне нравится это слово. Но "жуть" звучит куда приятнее. Монсеньор, вы не сердитесь?

— Я никогда не сержусь.

Но больше всего Леони, разумеется, нравились уроки фехтования. На свет были извлечены панталоны пажа, оказавшиеся весьма кстати. Леони обладала быстрой реакцией и вскоре овладела основами этого не самого дамского занятия. Герцог слыл одним из лучших фехтовальщиков своего времени, но это обстоятельство ничуть не смущало Леони. Его милость научил девушку фехтовать в итальянской манере и показал множество искусных приемов, почерпнутых им за границей. Как-то раз Леони решила испробовать один из них, и поскольку его милость в этот момент несколько отвлекся, рапира, зачехленная колпачком, ткнулась чуть ниже его левого плеча.

— Touche [42] , — похвалил Эйвон. — Неплохо, дитя мое.

Леони запрыгала от радости.

— Монсеньор, я вас убила! Вы мертвы! Вы мертвы!

— Твоя радость выходит за рамки приличий, — заметил его милость. — Никогда не думал, что ты столь кровожадна.

— Но как я ловко все проделала! Разве нет, Монсеньор?

— Не совсем, — безжалостно ответил Эйвон. — Просто я почти не защищался.

Леони возмущенно посмотрела на него.

— Так вы нарочно это подстроили?

Его милость смягчился.

— Нет-нет, ma fille, ты сама прорвала мою защиту.

Порой Эйвон рассказывал девушке о знаменитых людях Англии, объясняя кто есть кто в королевстве.

— К примеру, о Марче, будущем герцоге Квинзбери, ты уже слышала. Еще есть Гамильтон, прославившийся своей нелепой женитьбой. Его благоверная — одна из сестер Ганнинг, что много лет назад переполошили весь Лондон; довольно неприятные особы, а их мамаша — самая настоящая фурия. Мери Ганнинг вышла замуж за Ковентри. Неплохо бы знать о неподражаемом мистере Селвине, он знаменит своими невероятными ушами; нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день выяснится, что этот господин произошел от осла. Нельзя также забывать и о Гарри Уолполе, а то он, не дай бог, обидится. Старина Уолпол проживает на Арлингтон-стрит, в любое время суток его можно встретить прогуливающимся возле дома с лысой таксой — причуда истинного аристократа. В Бате, я думаю, до сих пор царствует выскочка Нэш, его глупость порой граничит с гениальностью. Как-нибудь я отвезу тебя в этот затхлый городишко. Кто там у нас еще остался, а… Кавендиш из Девоншира, а также семейство Сеймуров и милорд Честерфилд, последнего ты узнаешь по гнусным шуточкам и крашеным бровям. Кто еще? Определенной известностью пользуются лорд Батс, выводок Бентинов и его милость герцог Ньюкасл. Если ты желаешь познакомиться с людьми искусства, то упомяну этого утомительного Джонсона, увальня с огромной головой. Но он не заслуживает внимания — начисто лишен лоска. Есть еще Колли Сиббер, один из наших поэтов, мистер Шеридан, который пишет пьески, и мистер Гаррик, который в них играет. Из живописцев выделю сэра Джошуа Рейнольдса, он, возможно, напишет твой портрет, а вот остальные имена вылетели у меня из головы.

Леони сосредоточенно кивнула.

— Монсеньор, мне надо записать все эти имена, иначе я их непременно забуду.

— Bien. Перейдем теперь к твоей родной стране. Из королевской семьи надо упомянуть принца Конде, которому сейчас, насколько я помню, лет двадцать — a peu pr`es [43] . Еще есть граф д'Ю, сын герцога де Мэна, одного из внебрачных королевских детей, и герцог де Пентьевр, сын другого внебрачного отпрыска короля. Дай подумать. Из благородных людей следует выделить месье де Ришелье, которого можно назвать образцом придворных манер, и герцога Ноайя, прославившегося в битве при Деттингене, которую он проиграл. Далее: братья Лорэн-Брион и принц д'Арманьяк. Что-то память мне стала изменять. Ах да, еще месье де Бель-Иль, внук великого Фуке. Сейчас он уже совсем старик. Да, я совсем забыл своего друга, почтенного Шавиньяра, то есть герцога де Шавиньи. Я мог бы продолжать этот список до бесконечности, но не стану.

— А мадам де Помпадур тоже в него входит, Монсеньор?

— Я говорю о благородных людях, ma fille, — поправил его милость. — Кокотки в их число не входят. Ла Помпадур, конечно, красавица, но без происхождения и отчасти без ума. Моей подопечной не стоит забивать себе голову подобными личностями.

— Хорошо, Монсеньор, — смущенно ответила Леони. — Пожалуйста, расскажите еще о ком-нибудь.

— Ты ненасытна, дитя мое. Ладно, попробуем. Помнишь д'Анво? Маленького человека, склонного к скандалам? Де Сальми, надеюсь, ты тоже не забыла? Тощий и высокомерный. Он снискал репутацию заядлого дуэлянта. Из старинного рода происходит Лавулер. У него, несомненно, есть свои достоинства, которые, правда, от меня ускользнули. Супруга добрейшего Машерана изрядно косит. Шато-Морне привлечет твое внимание на полчаса, не больше. Салон мадам де Маргери известен всему высшему свету. Флоримон де Шантурель похож на какое-то насекомое. Наверное, на осу, поскольку он всегда в ярких одеждах и всем докучает.

— А месье де Сен-Вир?

— Ну, конечно! Мой друг де Сен-Вир. Когда-нибудь, дитя мое, я расскажу тебе все о моем дорогом графе. Но не сегодня. Скажу только одно — опасайся Сен-Вира. Понятно?

— Да, Монсеньор, но почему?

— Об этом я тоже расскажу как-нибудь в другой раз, — бесстрастно сказал его милость.

После отъезда его милости Леони поначалу пребывала в печали. Общество мадам Филд девушку не радовало, поскольку досточтимая дама рассуждала лишь о болезнях, смерти да о развязности нынешней молодежи. К счастью, дни стояли погожие, и Леони смогла выезжать на верховые прогулки, благо Генриетта Филд не питала склонности к этому неженскому развлечению.