— Он самый близкий.

Я кивнула. Она была права. У него мысленное изображение выйдет наиболее отчетливым. Я послала свою силу отцу, пока мать отдыхала. Я тоже Чувствовала нарастающую усталость и принуждала себя к борьбе. Мать в чаше медленно превращалась из высокой статной женщины в чудище, пока мы не решили, что сделано это хорошо, и отец сдул отраженного в воде демона в ничто.

Отдыхай, — приказала мне мать. — Остальное мы должны сделать сами, как в свое время дали тебе жизнь.

Я растянулась на земле и смотрела, как они наклонились над чашей, и знала, что они рисуют меня такой, какой видят. Но мы так долго были с ними в разлуке. Смогут ли они построить ту «меня», какую я видела в зеркале? Странная мысль, чуточку тревожная. Я перевела взгляд на цветущие ветви деревьев, под которыми лежала. Во мне поднялось великое желание остаться здесь навсегда, сбросить с себя весь груз. Что-то звякало вдоль моего тела, но я не обратила на это внимания. Глаза у меня закрылись, и я, кажется, уснула.

Когда я проснулась, солнце припекало сильнее и клонилось к западу. Значит, добрая часть дня уже прошла. Я удивилась, почему мы не уходим. Я подняла голову, оглядела себя и увидела, что вернулась в свой облик. Мать прислонилась к дереву, а отец лежал, положив голову ей на колени. Он, видимо, спал, а она ласково гладила его по волосам, но смотрела не на него, а куда-то в пространство, и на губах ее была улыбка, смягчавшая ее обычно суровое лицо. Теперь оно было даже нежным, как будто она вспомнила о чем-то счастливом. Меня опять охватило неясное чувство одиночества, пустоты, которые появлялись у меня и раньше, когда я была свидетельницей их чувства друг к другу. Я как бы смотрела на уютную теплую комнату из темной холодной ночи. Мне почти хотелось стереть эту радость с лица матери, сказав ей: «Ну, а что для меня? У Кайлона есть Дахаун, у Кимока — Орсия, а я думала, что найду это в Дензиле. Неужели правда, что, как я узнала от него, любой мужчина, посмотрев на меня, увидит только оружие для осуществления своих честолюбивых замыслов? Неужели я должна отогнать напрасные надежды и пойти узким, бесплодным путем Мудрых Женщин?» Я встала. Мать взглянула на меня. Я и в самом деле нарушила ее мечтательную задумчивость, но не совсем по своей воле. Ее улыбка стала шире — она относилась ко мне с нежностью — и согрела меня.

— Такие чары — утомительная вещь. А место здесь хорошее. Обновляются тело и душа.

Отец зашевелился и встал, позевывая.

— Это верно. Но нельзя спать весь день. Нам нужно пройти порядочное расстояние до темноты.

По-видимому, отец хорошо поспал. Наш отдых благотворно сказался и на Айлии, а может, мать освободила ее от полного мозгового контроля. Она достаточно пришла в себя, чтобы идти, после того, как мы поели из припасов племени. И вот мы оставили этот оазис добра в старом лесу. Когда я проходила мимо последнего цветущего дерева, я отломила веточку, понюхала цветок и воткнула себе в волосы, как какую-нибудь драгоценность. Удивительно, что аромат не ослаб, когда цветок начал вянуть, а, наоборот, усилился, так что я как бы омыла все тело этим нежным запахом. К вечеру мы остановились на вершине небольшого холма, с которого можно было наблюдать во всех направлениях. Мы не стали разводить огонь, но когда темнота сгустилась, мы увидели вдали светящуюся точку — несомненно, костер, как решил отец. Поскольку эта точка была на юге, отец подумал, что там лагерь племени, но очень далеко от реки. Вероятно, они не вернулись на берег даже для того, чтобы подобрать брошенные вещи. Мы опять спали по очереди. На этот раз у меня была средняя вахта. Когда мать меня разбудила, было очень холодно, и я поплотнее запахнулась в плащ. Айлия лежала чуть подальше. Вскоре после того, как мать пошла спать, я услышала, что Айлия зашевелилась. Она вертела головой и что-то бормотала. Бормотание сменилось более отчетливым шепотом, и я наклонила голову над ней, прислушиваясь. То, что я услышала, предупреждало об опасности.

— Запад… Злой лес… Через реку на юг., снова на запад… сад… затем на запад к холму мимо сухого дерева, более высокого, чем два других… На запад в место, которое называют Зеленой Долиной.

Она три раза повторила это, затем замолчала. Я была уверена, что она не просто вспоминает нашу дорогу, а сообщает кому-то. Кому и зачем? Lie народ погиб или пленен морскими разбойниками, да я и не думаю, что кто-нибудь из них мог вызвать мозг Айлии. Днем она действовала под влиянием страха, когда увидела другое племя. Нет ли у него ясновидящей вроде Утты, которая следит за нами? Так могло быть, но это был не первый и не лучший ответ, который я нашла. Хиларион! Он не стал бы контактировать со мной или с моими родителями, зная, что такой контакт, даже самый легкий, будет тут же замечен, так что ему придется идти на попытку полного захвата. Но Айлия, по нашим стандартам, была слабой и легкой добычей для любого, владевшего колдовством, поэтому он мог добраться до нее и работать с ней, через нее выслеживая нас Все мои страхи насчет него вернулись, но в то же время я чувствовала неуверенность, так как помнила, как мысленное прикосновение матери показало мне страшное одиночество Хилариона, узнавшего, что случилось с его миром, о возвращении в который он так долго мечтал, пребывая в плену. Я никогда не верила в активное Зло Хилариона. Я боялась только такого Зла, которое родилось бы от безрассудного интереса к исследованиям, любопытства и самоуверенности. Таким он был раньше, таким мог и остаться, и в этом случае он представлял собой угрозу всему, что мы сделали в Эскоре. Если он проследит за нами до Зеленой Долины… Мы могли бы снова заблокировать мозг Айлин, но тогда придется нести ее на руках и постоянно о ней заботиться, а ведь нас, наверняка, ожидают многие опасности, и такая пленница может стать причиной нашей гибели. Бросить же ее тоже немыслимо. Окончательное решение принадлежало не мне одной, а всем троим. Все остальное время своего дежурства я прислушивалась, но от Айлии не исходило ни звука. Она спокойно спала. Разбудив отца для последней вахты, я рассказала ему о том, что слышала, чтобы он был настороже, хотя вряд ли Айлия могла передать что-либо еще. Утром мы держали совет. Мать задумчиво рассматривала мои идеи.

— Не думаю, что у племени есть ясновидящая, — сказала она. — Твоя Утта, вероятно, уникальность этого рода. Вот Хиларион — более разумный ответ. Возможно, мы совершили ошибку, оставив его.

— Но… — запротестовала я.

— Да, но… Много «если» и «но» встает перед нами в каждый отрезок времени, и мы выбираем то, что в данный момент считаем лучшим. У нас есть Власть, делающая нас выше некоторых, но мы никогда не должны думать, что мы выше человечества вообще. Я думаю, что не стоит блокировать мозг Айлии. Она станет для нас чересчур тяжелым грузом. Я также не поставлю наши защитные чары. Такой, как Хиларион, легко прочтет их, как следы на влажной земле. Пусть лучше думает, что мы ни о чем не подозреваем, а когда наше путешествие закончится, мы придумаем защиту.

Отец кивнул.

— Так, ты, как всегда, привела все в ясность, моя колдунья-жена. Наша главная задача — пройти через эту местность туда, где мы найдем друзей. Пусть считают нас меньшими, чем мы есть. Это само по себе уже защита.

Это было весьма логично. Но, когда мы на заре выступили в путь, я то и дело оглядывалась, и мне казалось, что за нами ползет какая-то тень и сразу же прячется, когда я оглядываюсь, так что я ни разу не видела ее, а только ощущала ее присутствие.

Мы больше не встретили такого солнечного и приятного уголка, как тот фруктовый сад, но зато и не видели такой гнусной клоаки, как тот лес. Мы, можно сказать, шли по земле, где не ступала нога человека. Дикая местность, но не слишком трудно проходимая. Два дня мы шли прямо на запад. Каждую ночь мы слышали, как Айлия рапортовала о проделанном за день пути. Можно было подумать, что она шла в полном сознании и смотрела вокруг глазами опытного разведчика. На третий день далекая голубая линия на северо-западе разбилась на отдельные горные пики, и я обрадовалась приближению к более или менее знакомой мне местности. Может, сегодня или завтра я наткнусь на отметки, которые выведут нас в места, патрулируемые людьми Долины, К полудню мы поднялись на вершину горы и смотрели оттуда на луга. Трава была пожухлая, побитая зимними холодами, но сквозь нее уже пробивалась молодая свежая зелень. Людей не было, была очень старая каменная изгородь, представлявшая теперь только линию упавших камней. От нее шла дорога, упиравшаяся в медленно текущую реку. В воде было несколько деревьев, протянувших ветви над ее поверхностью, а посередине реки — остров.