Избранные произведения. Том 1
вернуться

Городецкий Сергей Митрофанович
Шрифт:

6. «И ты придешь в мой дом покинутый…»

И ты придешь в мой дом покинутый, Как приходила в светлый час, Когда огонь вечерний гас, Закидывая розами нас. На храм посмотришь, мной отринутый, Любимый столькими из вас, — И лишь тобой одною не возлюбленный, Без поцелуя спящий на глазах, Без брачного венка на волосах И без колец на сложенных руках. Придешь и поцелуешь храм загубленный, Утаивая в сердце горький страх. <1907>

7. «Все стало чуждым: комната и люди…»

Все стало чуждым: комната и люди. И не отсюда уж гляжу на свой уют, Где вещи, суетливо подставляя груди, Мои глаза ненужностью гнетут. Еще недавно этот стол просторный И кресло утлое манили вечером меня Истратить свой досуг на вымысел узорный И на рассказ рассказов алого огня. И книжки над столом, где рядом прикорнули Поэт сияющий с упорным мудрецом, В последний раз давно ли обманули Меня, еще не взятого вершающим концом. Бумага хрупкая и ты, перо стальное, Послушные еще не замершей мечте, И вы, когда узнаешь бытие иное, Под взором обреченного уже не те. И ты, подруга вымыслов веселых, Друг комнаты и мой заветный друг, В упрямом взгляде глаз моих тяжелых Так неожиданно переменилась вдруг. Все, все оторвано, покинуто, забыто. Бесстрастно созерцая старый дом, Глухое око широко раскрыто, Но чуждо все ему в былом. <1907>

8. Смеретушка

Тоска моя, Смеретушка, Ты кем ко мне придешь? Полуднем ли, полуночью Скогтишь меня, возьмешь? В лесу ль меня ты выследишь, Когда глаза заснут? Припомни-ка пословицу: Лежачего не бьют. На поле за работою Тебе ль за мной ходить, Снопами укрываючись: Кто будет рожь косить? За ужин мой с ребятами, С хозяйкою женой, Прельщаясь караваями, Тебе ль идти за мной? Уж лучше мы, Смеретушка, Да будем как друзья! На что уж ты смышленая, А все смышленей я. Поеду в лес за хворостом, Как будто запоздал, А ты вот тут и выгляни, Пока закатец ал. Да не с косой и черепом Замест лица-зари, Смотри душою-девицей, Смеясь скажи: «Умри!» Чтоб волосы раскинулись От леса до небес. Пойдешь — деревья движутся, Дает дорогу лес. Живая, полногрудая, Чтоб жар вот так и жег, Чтоб встречу так и кинулся, Любовью занемог. Целуй тогда, Смеретушка, Покуда не умру! Не отойду — кляни меня — От зол твоих к добру. Вот так вот и останусь я, Глядясь в глаза твои. Возьми-бери, Смеретушка, Тут все права свои! Пускай гол'oсят с бабою Ребятки над отцом: Смертельным обручаюся С забавою кольцом. Умру, пусть ветер носится И носит хворост мой, Ходи и ты, Смеретушка, И зубы скаль со тьмой. Летайте, черны вороны! В лесу глухом лежу. Проклюйте очи синие, А то я все гляжу. Бегите, волки серые! Вам падаль отдаю. Дожди падите гулкие, Омойте кость мою! Приди тогда, Смеретушка, Еще взглянуть, любя: Теперь-то твой возлюбленный Похож ли на тебя? 1907

9. Колыбельная

Спи, тихий мой, любимый мой! Качает кто, узнала я. Зеленый свет глядит тюрьмой, Тюрьмой гляжу, усталая. Качала смерть тебя, дитя, И кровь впивала алую. Лежишь-молчишь, со мной шутя, Склонил головку малую. Сама звала, сама ждала: Хоть смерть возьми младенчика! А смерть добра, не хочет зла: Пришла, убила птенчика. Спи, тихий мой, любимый мой! Когда бы люди ведали! Зеленый свет глядит тюрьмой, — Нам волю заповедали. 1907

ТЮРЕМНЫЕ ПЕСНИ

1. Клятва

Колокольный звон несется, Больно в сердце отдается, Воля вольная — увы! Тесен терем одинокий, Склеп печален одноокий, За стеною гул молвы. За стеною солнце, солнце! Но не к солнцу глаз-оконце! А в такую же стену. И таят глухие стены Без любви и без измены Мысль жестокую одну: Как бы крепче стиснуть волю, Как убить живую долю, Впиться, мучить и пытать И тупым, бесстыдным смехом На усладу злым потехам Гордость смять и растоптать. Но и в малое оконце Вижу я на небе солнце, Отраженное в лучах И разлитое повсюду: В тьму ночей и в сердце люду, На стенах и в облаках. Солнца ясность золотая! Я храню тебя, святая, Я и здесь останусь жив! Птица с криком пролетела, Быстро, преданно и смело Клятву в небо восхитив. 19 августа 1907

2. Жертва

Принесли мне хлеб и воду, Дали соли: хлеб да соль! Помяну-ка мать-природу, Изобилье диких воль. Сыпься, белая солица, Да на этот черный хлеб. (Подожди, тоска-черница: Я и так от слез ослеп.) Я ли хлебом не питался, По болотам не бродил, Синим небом любовался, С темным лесом говорил. Лейся, тихая водица, Жертву малую твори. (Подожди, тоска-черница: Не видать от слез зари.) Я ль с водою не ласкался По озерам и рекам, В струйках синеньких плескался, Греб навстречу рыбакам. Мать-природа, слышишь сына? Черный хлеб, вода и соль — Это жертва исполина Изобилью диких воль. 19 августа 1907

3. Поясок

Ай, мой синий, васильковый да шелковый поясок! А на этом поясочке крепко стянут узелок. Крепко стянут да затянут милой ласковой моей — Крепче поручней железных, крепче тягостных цепей Я гулял тогда на воле и ее любил, как свет. Рано утром на прощанье завязала мне привет. Полон силы неуемной, уезжал от милой я. «Помни, солнце, мой любимый, я всегда, везде твоя!» Ехал вольный, не доехал — угодил как раз в тюрьму, Брошен в склеп зеленоватый, в ледяную полутьму. Из углов смеются стены: «Посиди-ка тут один!» Но, стряхнувши грусть усмешкой, им в ответ приволья сын: «Был один бы, кабы не был да со мною поясок, А на этом поясочке да вот этот узелок. Был один бы, каб не чуял, что любимая вот тут, В самом сердце, где живые голоса гудят, поют. Был один бы, каб не ведал, что тюрьма людей полна, Что и в каменной неволе воля вольная вольна!» Ах, мой синий, васильковый да шелковый поясок! А на этом поясочке стянут милой узелок. 21 августа 1907

4. Ау!

Моя рубаха белая, брусничное пятно! Из красного лиловеньким теперь глядит оно. Под дождиком серебряным по ягоду мы шли. А ветры сизы 'oблаки в подн'eбесье несли. Качался лес, туманился под сеткою дождя И все-то звал, заманивал, подальше уводя. Пригорки за пригорками, там озеро, там луг, Взлетанье птиц испуганных, ауканье подруг. Собрали много, мало ли, зато поели всласть, А ноги притомилися, велят к траве припасть. Кабы трава не мокрая, вот так бы и упал, И в вереске запутался, в муравушке пропал. Лежал бы не шелохнулся, к земле родимой льня. Подруги за деревьями искали бы меня. Любимые подруженьки, ау, ау, ау! — Вы слышите, откуда вас зову, зову, зову! Не в травах я запутался, не на землю прилег — Ступил я за протоптанный, невольничий порог. Не лес стеною пестрою идет ко мне, маня, А стены склепа темного стоят вокруг меня. Не эхо голос звонкий мой уносит, отдает, А гул могилы каменной гудит, в ответ поет. Не травы стеблем ласковым к щекам горячим льнут, А доски пола желтого мхи-волосы метут. Одна рубаха белая, брусничное пятно, Не красным, а лиловеньким глядит теперь оно. 22 августа 1907