Шемяка и Можайский все-таки откликнулись на обращение. Открывалась возможность забросить удочки к переговорам, а таскать с собой старуху было бесполезно и хлопотно. Софью Витовтовну отправили домой с боярином Сабуровым, поручили ему прощупать, нельзя ли как-нибудь примириться. Василий II выехал навстречу матери, обнял ее в Троице-Сергиевом монастыре. Обнимались там, где начиналась катастрофа, где его предали, загнали, схватили. Но ведь и это осталось в прошлом. А черную память постарались сгладить, очистить от нее святое место. Иона сместил изменившего игумена Досифея, настоятелем Троице-Сергиевой обители стал духовник государя св. Мартиниан Белозерский. Приблизили и другого участника спасения Василия, игумена Кириллово-Белозерской обители Трифона. Он был назначен архимандритом придворного Спасского монастыря.

Но менялись не только должностные лица. Резко менялась сама атмосфера, словно на Руси наступало какое-то новое время. Люди наказались Шемякой и его подручными, на себе почувствовали – без государя они ничто, добыча для воров и хищников. Как обычно, на сторону победителя потянулись и обычные карьеристы. Даже Сабуров, доверенный Шемяки, вместо переговоров с Темным перекинулся к нему на службу. Но теперь окружение великого князя составили не родовитые бездельники и казнокрады. Выдвинулись те, кто в трудный час на деле проявил свои преданность и талант. Рядом с Василием II появились новые советники, военачальники, дружины укрепились отличившимися бойцами. Происходило невероятное! В результате страшных потрясений Русь не ослабела, а усиливалась!

Даже приезд татар обернулся вдруг в пользу русских. Улу-Мухаммед прислал их из собственных корыстных соображений, но пока они воевали за Темного, в Казани разыгралась драма. Старший сын хана Мамутек убил отца и завладел троном. Умертвил и нескольких братьев, а царевичи Касим и Якуп со своим отрядом нежданно-негаданно превратились в беженцев. Что оставалось делать? Попросились служить Василию II. Государь определил им в удел Мещерский Городок на Оке. Отныне татары становились защитниками русских, а по имени царевича Мещерский Городок получил название Касимова.

Но и великий князь сделал из горьких уроков должные выводы. Он взялся подтягивать свою державу. Осуществлялось это далеко не сразу, постепенно. Началась серия переговоров с удельными князьями, и летом 1447 г. был подписан ряд договоров. Князья подтвердили, что почитают Темного «господином», клялись быть «везде заодин». Василий II пытался избежать возобновления усобиц, по-христиански соглашался простить даже своих палачей. Посредничество взяли на себя Василий Боровский и Михаил Верейский. Заключили мир. Шемяка лишился Углича и Ржева, Иван Можайский – Козельска. Они целовали крест вернуть похищенную казну, государственный архив, церковные святыни и ценности, не замышлять зла на великого князя, подчиняться ему. Но оба крамольника заявили, что в Москве могут появиться лишь после того, как получат гарантии безопасности от митрополита. Подразумевая, что митрополита на Руси нет. Что ж, Василий не возражал, обещал не вызывать их, пока Церковь не обретет предстоятеля.

Серьезные уступки государь был вынужден сделать Новгороду. Он опасался отменять «древние права», дарованные Шемякой – как бы своевольная республика не передалась к литовцам, да и «друг» Борис Тверской мог половить рыбку в мутной воде Волхова. Темный предпочел сохранить эти права, отказаться от дани и довольствоваться лишь пошлинами, которые полагались князю или наместнику. Со стороны суздальско-нижегородских Кирдяпичей серьезной угрозы не просматривалось, но и им был предложен компромисс: наследственные земли остаются под их управлением, однако их самостоятельность ликвидируется. Князья должны были сдать ханские ярлыки на удел и никогда не добиваться новых. Служить государю, по сути – стать пожизненными наместниками в своих городах. Перед лицом объединившейся Руси Кирдяпичи и их родственники не спорили. Только один из князей, Василий Гребенка Шуйский, отверг подобные условия и служить Москве отказался, уехал в Новгород.

Смерть Тамерлана похоронила его мечты о возрождении величия исламского мира. Халил-Султану, занявшему престол грозного деда, это оказалось совершенно не нужно. Он был буквально без ума от своей любимой жены Шади-имульк. Спешил исполнить каждое желание, опустошал казну ради ее прихотей, осыпал сказочными подарками и сам почти не покидал ее. Но государь, безвылазно торчащий в гареме, не устраивал воинов, и эмиры низложили властителя. Узнав об этом, на Самарканд выступил его дядя Шахрух, правивший в Северном Иране. Джагатайская армия без боя подчинилась ему. А Халил-Султана заставили «добровольно» уступить Шахруху власть.

За понятливость его оставили в живых, дали маленький удельчик, где он мог сколько угодно наслаждаться своей Шади-и-мульк, но уже без лишнего расточительства. Хотя наслаждаться ему довелось недолго, через пару лет незадачливый преемник Тамерлана умер. А Шади-и-мульк ответила на его безумную любовь безумной взаимностью – на похоронах она закололась кинжалом. Опираясь на испытанное войско Тимура, Шахрух привел к повиновению многочисленных родственников, вознамерившихся жить самостоятельно.

Но и он не был любителем войны. Ограничился тем, что восстановил распавшуюся державу, а соседей больше не трогал. Столицу Шахрух перенес в Герат, снова передал разные страны под управление родственников, в Среднюю Азию определил любимого сына Улугбека. Но при Тамерлане войны служили и объединяющим фактором. Правители уделов и их отряды регулярно собирались в общие армии, выполняли общие задачи. Теперь этого не было, никакой единой политики не существовало. Различные части обширной Джагатайской империи постепенно обосабливались.

Победоносные походы Тимура принесли в Среднюю Азию колоссальные богатства. Потомки пленных, согнанных сюда со всех концов земли, смешивались с коренным населением. Блестящая армия разлагалась. Дети и внуки удальцов-гулямов, не находя применения своему воинскому маетерству, шли разбойничать. Или служить купцам, охранять караваны от разбойников. О замыслах очистить и укрепить мусульманскую веру было и подавно забыто. Веселая жизнь торговых центров диктовала иное. Самые верные и большие барыши приносили опиум, конопля, вино, продажные девки, мальчики-бачи. Ортодоксальный ислам сплошь и рядом подменяли суфийские учения и ереси. Или ереси, маскирующиеся под суфийские учения.