Всевозможными мудрыми теориями опутывали и властителей. Двор Шахруха прославился как центр культуры, в Герате собирались лучшие поэты, музыканты, ученые, художники. Почему бы и не собраться, если щедро платят? А украшать жизнь поэзией и музыкой удобнее всего получалось на пирах, в промежутках между хмельными чашами и прелестями танцовщиц. Самые продвинутые мыслители тонко доказывали, что это можно, и исламу ничуть не противоречит.

Государя Средней Азии Улугбека столь же продвинутые мудрецы страстно увлекли астрологией. Убедившись, что на звездном небе можно найти ответы буквально на все вопросы, он полностью предался этому занятию. Вместо мечетей принялся строить обсерваторию. Хотя от наших представлений об обсерваториях она очень отличалась. Никаких телескопов еще в помине не существовало, приборы Улугбека представляли собой гигантские каменные сооружения, предназначенные, чтобы отслеживать небесные пути нескольких светил. Властитель оставил некоторый след в науке: для своих изысканий он составлял математические таблицы, астрономические карты. Но на долю его приближенных доставались более ощутимые результаты. Рядом с мудрецами и звездочетами пристроились дельцы, загребали подряды на строительство той же обсерватории.

С подданных трясли на это дополнительные налоги. А управление страной Улугбек запустил, его визири и чиновники воровали, грабили народ. Раскрыть тайны мироздания венценосному астрологу так и не удалось. Колоссальные размеры его «приборов» должны были увеличить точность наблюдений, но он не учел, что в Средней Азии частенько бывают землетрясения. Достаточно было нескольких толчков, и каменные громады сдвинулись, обсерватория оказалась бесполезной. Все труды и затраты пошли насмарку. А в 1447 г. умер Шахрух, и держава Тимуридов окончательно развалилась. Население Средней Азии, измученное поборами и хищничеством, восстало. На сторону мятежников стали переходить войска, которым не платили жалованье. Возглавить бунт подсуетился сын Улугбека Абдул-Латиф. Правитель был разбит, попал в плен, и Абдул-Латиф приказал казнить отца.

Отныне обломки Джагатайской державы уже не играли никакой роли в мировых делах. А ее северные соседи, Белая и Синяя орды, совершенно растрепали силы в драках за Сарай. Оба кочевых государства распались. Но сибирские и уральские татары группировались вокруг удачливых предводителей, и возникли два новых объединения. Одно назвало себя ногаями, другое узбеками. Возможно, их возглавили какие-то потомки хана Узбека и темника Ногая. В стычках и набегах узбеки завоевали степи до Сырдарьи, начались их вторжения в Среднюю Азию. Оборона там была уже слабой, зато добыча – богатой…

А Золотая орда распалась на Большую (Сарайскую) и Казанскую. Сарайская орда по-прежнему была связана с черноморскими генуэзскими городами, и охота за невольниками оставалась самым выгодным промыслом. В сложившейся ситуации хан Сеид-Ахмед не позволял своим мурзам и царевичам ходить на Русь – опасался, как бы Василий II не передался под власть Казани. Ну а если не на Русь, то надо было ходить на Литву, иначе откуда взять полон? Степняки замучили набегами Поднепровье, Волынь, Северщину. Наконец Казимир и его советники нашли способ противодействовать этой напасти.

В литовских владениях, как и в русских, находили пристанище проигравшие царевичи. Выбрали самого способного из них, Хаджи-Гирея, помогли сформировать отряды и запустили в степь. Сражаться за Сарай ему было пока слабовато, он устроился поближе к Литве. Захватил Крым, и возникло третье ханство, Крымское. С Казимиром у него сложился весьма продуктивный союз. Литовский государь поддерживал хана, а Хаджи-Гирей прикрыл его земли, перехватывал на подступах татар Сеид-Ахмеда.

Между Дунаем и Днестром набирало силу еще одно новое государство, Молдавия. Раньше здешние края зависели то от Болгарии, то от Венгрии. Но Болгарию подмяли турки, у венгров шли разборки с немцами и чехами. А Молдавия обособилась. Она была больше нынешней, включала в себя территорию Румынии. Сюда уходили беженцы из стран, завоеванных османами, валахи смешивались со славянами. Но официальным языком считался славянский, и церковные службы велись на славянском. Правители Молдавии не были ни царями, ни князьями, они выдвинулись в ходе войн, поэтому носили титул воевод или господарей. Они сумели сплотить разнородное население, отражали турок, татар, венгерских баронов.

Византийцы, в отличие от валахов, даже не помышляли о мобилизации национальных сил. Греческая верхушка делилась на две партии – одна убеждала, что надо слушаться султана, вторая возлагала надежды на Запад. Подписание Флорентийской унии только разожгло страсти. У Иоанна VIII не было детей, ближайшими родственниками выступали братья, Константин, Фома и Дмитрий. Они носили титул деспотов, правили уделами в Морее (на полуострове Пеллопонес) и на Эгейских островах. Братья не дружили между собой, отчаянно соперничали. Когда Иоанн вернулся из Италии и объявил о достигнутом успехе, Дмитрий попытался поднять мятеж. Сбежал к султану и объявил себя защитником Православия. Появился с турецким отрядом у Константинополя, но его поймали. Из-под ареста он удрал к генуэзцам в Галату и кое-как примирился с императором.

Другой брат, Константин, был прямолинейным, упрямым. Он поверил в скорую помощь Европы и объявил, что не признает над собой султанской власти. Турки выслали на него флот и чуть не захватили его на о. Лемнос. Константин еле ускользнул от них, но от перенесенного страха умерла его жена. Смерть супруги укрепила в нем ненависть у османам. Добравшись до своего удела в Морее, он подбил брата Фому начать борьбу. К Константину пожаловал папский легат, стал его главным советником, уверял, что поддержка будет. Два правителя подняли людей, начали возводить стену на Коринфском перешейке – обороняться от султана, продержаться до западной подмоги.

Но уния расколола и народ. Подавляющее большинство священников и простых греков не приняли ее. Умер патриарх Иосиф, на его место приглашали известных митрополитов, настоятелей монастырей, но все отказывались. Поставили полную посредственность, униата Митрофана, при нем появился папский легат. После этого жители Константинополя перестали ходить в Софийский собор. В огромном пустом храме собирилась лишь придворные и патриарший клир. А в других церквях флорентийским решениям не подчинились, служили по-прежнему.