Дома Кэндзи налил себе воды с содой и, сделав пару осторожных глотков, чтобы успокоить желчный пузырь, дававший о себе знать после обильного застолья, спустился в лавку, где давно уже хлопотал Жозеф.

– Учтите, сегодня я никуда вас не отпущу, – пробормотал Кэндзи слабым голосом.

– Об этом не может быть и речи, я ни за что не упустил бы прелестную Венеру, что посетила нас вчера за пять минут до закрытия. Она обещала, что придет сегодня, чтобы изучить ассортимент наших книг. Она не только хороша собой, но и на редкость эрудирована. Так что можете отдохнуть, вы ведь, похоже, почревоугодничали вволю, а я с удовольствием займусь покупательницей.

– Мне обидны ваши намеки! – нахмурился Кэндзи. – Вам известно, что сказал Карем [209] ? «Если люди перестанут наслаждаться едой, они не будут писать писем, не смогут изысканно выражаться и общаться с друзьями, и всему придет конец». Так что я сам приму эту клиентку. А вы уже доставили все заказы?

Изобразив раскаяние, Жозеф признал, что не заходил накануне ни к Саломее де Флавиньоль в Пасси, ни к профессору Мандолю на площадь Пантеона, ни к студенту-архитектору.

– Так займитесь этим сейчас! – распорядился Кэндзи.

– Непременно! – обрадовался Жозеф, притворяясь расстроенным, и тут же отнес все упакованные книги в кафе «Потерянное время». Ничего страшного не произойдет, если клиенты получат их чуть позже.

– Только не говорите ничего мсье Мори, это сюрприз, – предупредил он хозяйку кафе, привыкшую к его чудачествам.

Нестор Бельгран широко зевнул, потянулся и замер. Из страха встать с левой ноги он предпочитал вообще не вставать. Зачем пускаться в столь рискованное предприятие, если конечности причиняют такие страдания, а славная Аделаида, как водится, придет ему на помощь.

Скрестив руки на затылке, он думал о том, как станет на досуге писать мемуары. Если воспоминания двух известных полицейских пользуются таким успехом, что же будет, когда на суд публике будут представлены откровения настоящего преступника! Кто лучше, чем он, сумеет описать лжемонахинь, умоляющих торговок на Центральном рынке пожертвовать на приюты для сироток? Разве не он был в начале своей криминальной карьеры их пособником, разве не он притворялся ангелом-хранителем подвыпивших господ, помогая добраться до дома и обчищая по пути? Разве не прибегал он, вместе с двумя приятелями, откликавшимися на прозвища Гнилой Томат и Ущипни-Меня-За-Нос к «приему папаши Франсуа»? Он представлял, как напишет рецепт популярного убийства:

– Лучший жизненный урок – папаши Франсуа пинок! – пропел он.

Нестор Бельгран отказался от этого многообещающего литературного проекта лишь потому, что не так-то просто было перевести на нормальный французский язык нарочито путанное (чтоб было понятно только посвященным) воровское арго, да и вряд ли удалось бы найти издателя, который не выдал бы своего автора полиции. Не говоря уже о том, что Нестор Бельгран не был обучен грамоте.

– Ненес! Иди сюда, булки закончились! – услышал он хорошо знакомый визгливый голос.

Он спустился на первый этаж, в узкую темную комнатушку с двумя столиками, где можно было поесть за восемь су: два – за хлеб, четыре – за мясо с овощами. Два су за вино надо было уплатить заранее. Каждый посетитель брал себе приборы на входе и шел к стойке, где колдовала над кастрюлями кухарка. Сейчас она, руки в боки, поглядывала на любовника. Ему было около сорока, и красивым его было трудно назвать: квадратное лицо с мощными челюстями, короткая бычья шея, коренастая фигура, сильные руки и ноги.

Аделаида, хоть и была старше его на шесть лет, все еще оставалась вполне привлекательной: талия у нее была по-прежнему тонкой, а темперамент – пылким. Эта женщина с фиалковыми глазами и светлыми волосами подобрала его прямо на улице, недалеко от ее харчевни, где, тяжело раненный в драке, он истекал кровью. Поправившись, Нестор остался в «Уютной каморке», присматривая за заведением, с хозяйкой которого его связывало отныне что-то вроде соглашения. Они не обменивались любовными клятвами, но привязались друг к другу и уже не хотели расставаться.

Нестор занимался закупками, подсчитывал выручку, забирая из нее сумму, причитавшуюся ему на табак и мелкие расходы, а Аделаида готовила еду, мыла посуду и убирала. Если по случаю праздника или свадьбы клиентов было слишком много, они нанимали еще одного работника, но обычно справлялись сами, и ссоры между ними случались редко: со своей спасительницей Нестор вел себя смирно.

– Булки? Сколько нужно?

– Хватит десятка, со вчерашнего дня еще остались, я их слегка обжарила. Сейчас мало народу. Ах, да! Еще возьми фунт сала и три десятка яиц, пусть матушка Блондо запишет на наш счет.