Ждала я ровно шесть с половиной минут… Фима выскочил из лифта взъерошенный, как петух, который только что вырвался из когтей более сильного соперника.

– Не пустили, гады! – заявил он мне с досадой.

– А что случилось-то? – спросила я.

– У Самойлова сердечный приступ и – сразу кранты! – сообщил Фимка. – Что-то мне не верится в такие сердечные приступы. Только сегодня охрану удалось расспросить, ту, что утром сменилась. Говорят, ничего мужик себя чувствует. На вид – вроде все с ним в порядке. Только иногда заговариваться начинает. И во сне кричит часто. Но на здоровье ни разу за все дни не пожаловался… А тут сразу – на тебе – сердечный приступ. Бывают такие приступы, ты мне скажи?

– Не знаю, Фим, я не врач, а психолог. Про сердечные приступы мало что знаю… – ответила я.

Потом подумала и добавила:

– Хотя почему-то и мне не верится в этот сердечный приступ…

Глава шестая

Утро началось с неприятностей. А потом и весь день пошел как-то наперекосяк. Я давно обратила внимание – именно утром складывается какая-то атмосфера, в которой проходит затем весь день. Наверное, это имеют в виду, когда говорят: «Встала не с той ноги»?

Хотя ноги, конечно, здесь ни при чем. Атмосферу создают прежде всего люди. На этот раз постарался мой дружок Ефим. В утреннем выпуске «Известия» опубликовали его интервью со мной. Все написано очень убедительно, доходчиво, самые темные места ясны даже трехлетнему ребенку. Растолковать – это Фима умеет… От версии ФСБ о психе-террористе не осталось камня на камне…

Я не понимала только, почему я резко стала предметом всеобщего внимания. Надо сказать, мало кто из нашей спасательской братии знает меня в лицо. Ну, из наших тарасовских волонтеров – человек двадцать, с которыми приходилось где-то работать, куда-то на сборы выезжать. Ну, человек пять ростовцев, с которыми довелось года два назад в Африке работать, раскапывать засыпанный песчаным ураганом город в Эфиопии… Ну, еще человек десять из тех, кто работал сейчас в Булгакове, были мне вроде бы слегка знакомы, кивали мне головой при встрече. А в целом – не могу сказать, чтобы я была известной личностью. Ведь сейчас в Булгакове было никак не меньше полутора тысяч спасателей, из них хоть как-то со мной знакомы были всего-навсего процента три-четыре, не больше…

Но почему же, пока я ходила к гостинице за газетой, чтобы показать потом своим, меня провожали глазами и откровенно разглядывали?.. Разве я похожа на какую-нибудь кинозвезду или топ-модель? Раньше я как-то за собой этого не замечала…

Моя резко возросшая и совершенно необъяснимая популярность не столько волновала меня, сколько забавляла… Странный, конечно, факт, но не скажу, чтобы он был очень уж для меня неприятен… Особенно когда практически все мужчины провожают тебя глазами… По какой бы они причине так ни делали, а женское сердце не может хотя бы слегка не волноваться при этом…

Так, провожаемая взглядами, я впорхнула в палатку к Григорию Абрамовичу и застала там странную картину. Они все трое сидели молча и смотрели на меня. То есть я хочу сказать, что они не замолчали, когда я вошла – а сидели и раньше молча, и смотрели на то место, где я и появилась, войдя в палатку. Игорек с Кавээном – сидя на спальниках, по обе стороны от Грега, симметрично: Игорь – справа, дядя Саша – слева; а Григорий Абрамович – посередине на стуле. И очки у него съехали на нос… Что было признаком очень дурного настроения…

Мне слова никто не сказал, когда появилась. Сидели, смотрели и молчали. Грег газету в руках комкал… Что случилось-то?..

– Вы что молчите? – спросила я подозрительно, поглядывая на них по очереди. – Интервью мое в сегодняшней газете читали?

– А ты сама-то читала? – совсем недружелюбно спросил почему-то Кавээн, который редко когда лез вперед, только в драке…

– Конечно, – сказала я и протянула Грегу «Известия»…

Он даже не посмотрел на «Известия», просто бросил их на пол, под стул.

– Нет, ты вот эту газету читала? – спросил Грег и протянул мне скомканный в шелестящий бумагой шар газетный лист…

В полном недоумении я начала расправлять газету. Первое, что мне бросилось в глаза – моя фотография на всю первую полосу. И заголовок аршинными буквами: «Психолог ведет расследование!»…

Я села прямо на пол, там, где стояла, перевернула листок и начала читать на второй полосе интервью с собой… Боже! Что это был за текст!.. За каждой фразой вставала такая самоуверенная, ни секунды ни в чем не сомневающаяся, безапелляционная и беспардонная дамочка, что я пару раз даже на редакционную вводку смотрела – точно ли это обо мне идет речь? Нет, все правильно, писали именно обо мне – экстремальном психологе второй категории капитане МЧС Ольге Николаевой…

То есть – все неправильно! Я никогда не говорила такими презрительными фразами, даже если речь шла о ФСБ или местных властях… Я никогда не отзывалась пренебрежительно о тех, кто работает со мною рядом… Я никогда не говорила этих циничных слов о людях, которые погибли при катастрофе…

«Ну, Фима! Если это твоя работа… – думала я, продолжая читать. – А кроме тебя это сделать было некому… Я тебе… Я тебе…»

Самые ужасные кары, одна страшнее другой, теснились у меня в голове…

«Я назначу тебе свидание, а вместо себя приглашу на него всех твоих здешних любовниц!»