Наказание показалось мне достаточно страшным для Фимки, и я немного успокоилась… Перевернула газету еще раз, снова посмотрела на снимок…

Ну, конечно, это Фимка, – кто бы еще сумел найти мою фотографию – в спецкомбинезоне, перепачканную с ног до головы грязью, но с улыбкой до ушей. Я помню, почему я тогда улыбалась, в том узбекском селении, которое начисто снес с лица земли селевой поток после сильных дождей в горах. Я только что вытащила из грязи узбекского пацаненка лет восьми, и его удалось откачать. Я была рада, что спасла ему жизнь… В этот момент меня неожиданно и сфотографировали. Мне нравилась эта фотография, хотя я всегда испытывала некоторое смущение, когда на нее смотрела. Словно фотограф сумел подглядеть что-то очень личное, интимное… Одну такую фотографию я когда-то подарила Фимке с надписью: «Это моя работа!»

Можете представить мою ярость, когда я увидела эту надпись в газете на фоне фотографии, написанную моим же почерком… Как он посмел, свинья!.. Продажный журналист… Охотник за сенсациями, информационный шакал!.. Последние остатки совести потерял в этих своих «средствах массовой деградации»!..

Я наконец посмотрела, что же за газета так меня разрисовала – и все стало ясно. Ну, конечно же, вторая из газет, с которыми Фимка сотрудничает постоянно – «Мир катастроф». Понятно, почему я стала центром всеобщего внимания. Это же профессиональная газета спасателей, которую издает МЧС. Она появилась не очень давно, пока еще не успела себя дискредитировать (разве что – сегодня, и то – пока только в моих глазах) и пользуется среди спасателей огромной популярностью…

Честно говоря, я растерялась…

– Ребята! – сказала. – Как же это? Я же не знала… Я хочу сказать, что не имею к этому отношения… Я ничего этого не говорила…

Игорек обиженно дулся, но в то же время смущенно прятал от меня глаза, Кавээн разглядывал мои форменные спасательские ботинки, а Григорий Абрамович глубоко вздохнул и сказал:

– Говорила, не говорила, теперь это уже не имеет особого значения… Что – опровержение давать будешь? Глупо… Подставил тебя твой дружок. Или его кто-то вместе с тобой подставил. А заодно – и нас всех… От того, что ты этого не говорила – никому из нас легче не будет. Тебе, между прочим – тоже…

Он еще раз вздохнул.

– Ты прочитай, прочитай до конца, очень интересные заявления ты там делаешь… Впрочем, дай-ка я сам прочитаю. Ребята еще раз послушают, удовольствие получат. Сомнительное, правда, удовольствие…

Он отобрал у меня газету, поправил очки и огласил вслух:

– А… Вот это место… «Я крайне возмущена бездействием федеральных властей, в частности – ФСБ, которая вместо того, чтобы искать истинные причины катастрофы, кормит общественное мнение плохо приготовленной из патологических идиотов и психов неудобоваримой жвачкой, подсовывает заведомо ложные версии… Кому выгодно такое поведение фээсбэшников, давно и прочно скомпрометировавших себя в глазах народов России? Только тем, кто на деле виноват в случившемся…»

Он ткнул пальцем в газету.

– А вот тоже прелестный перл, особенно по смыслу: «Я провожу собственное расследование причин катастрофы и клянусь, что ни один виновник ее не уйдет от расплаты…» Вот ведь! Сама себе и прокуратура, и Верховный суд… И в исполнение сама приводить будешь?

Абрамыч нагнулся ко мне и показал в газете еще одно место.

– А вот это что за прелесть, сама посмотри! «Не знаю, о чем думает и чем занимается Государственная комиссия, уже несколько дней работающая в Булгакове, но толку от ее заседаний никакого… У меня, работающей в Булгакове в одиночку…» …Слышали, мужики, в одиночку она работает! «…У меня, работающей в одиночку, объективных фактов собрано больше, чем у этой так называемой комиссии, с ее армией следователей, оперативников, криминалистов и экспертов…» Ну! Суперменша, да и только!.. Ей с государственной комиссией поссориться захотелось! Она не иначе как голливудских фильмов насмотрелась!..

Абрамыч замолчал и снова скомкал газету.

– Ребята! – Я чуть не плакала. – Меня же подставили! Я ничего этого не говорила! Чем хотите могу поклясться! Чтоб… Чтоб… Чтобы у меня друзей до конца жизни не было, если я вру!

Я посмотрела на Игорька. Тот молчал, опустив голову… На Кавээна. Тот отвернулся и разглядывал что-то на совершенно чистой и гладкой стенке палатки. Один Григорий Абрамович смотрел на меня. Не зло смотрел, не с обидой, не с раздражением… С грустью и с сожалением…

«Не верят!» – подумала я и выбежала из палатки…

«Ну, Фимочка! Держись, дружочек! Я тебе сейчас устрою сенсацию! Ну, держись, Фимочка!» – твердила я всю дорогу до гостиницы, готовая разорвать в клочья и Фиму, и вообще всех, кто встретится на пути…

Фимка увидел меня издалека. Он стоял на ступеньках гостиничного крыльца и напряженно поглядывал по сторонам… Я уже рванулась в его сторону… Фимка меня увидел и… побежал от меня, прячась за редкими елками, росшими перед гостиницей. Это было так смешно, что я остановилась и пришла в себя. Ну и видок, наверное, у меня был, если Фима дал деру. Откровенный видок. Выразительный… Нет, надо привести себя в порядок.

Я присела на нагретый солнцем гранитный парапет крыльца и закурила. Хоть немного и успокоилась, руки у меня все еще дрожали… Пусть побегает между елок, пусть… Я как раз немного успокоюсь. Поговорить-то нам в любом случае нужно. Выяснить эту дурно пахнущую историю с интервью в «Мире катастроф»…

– Простите… Доктор Николаева? – услышала я за спиной старческий голос, явно перегруженный интеллигентскими интонациями. – У меня есть очень интересные факты для вашего расследования…