– Ничего, будет знать, как с человеком при исполнении разговаривать, – резюмировала девушка. – И песику полезно поразмяться. А пока они бегают, я позавтракаю, – решила она и направилась к киоску, торгующему хот-догами и лимонадом.

Курсант бегал быстро и явно не собирался уходить с поста. Поэтому он просто кружил вокруг памятников Ленину и Столыпину, не выходя далеко за их пределы. Арчибальд следовал за ним след в след и не отставал. Светочка занималась третьим хот-догом, когда уже начавший задыхаться юноша в очередной раз пробежал мимо киоска.

– Угомони пса, – прохрипел он, – поговорить надо.

– Ага, – согласилась добрая девочка Светочка, и так как курсант и собака успели отбежать довольно далеко, стала дожидаться, когда они сделают круг и вернутся.

– Арчибальд, не фас! – крикнула она, когда группа бегунов в очередной раз поравнялась с киоском.

Пес залился отчаянным лаем и с удвоенной скоростью бросился в погоню.

– На-до го-во-рить «фу», – объяснил ей юноша на следующем круге.

– Повторите, пожалуйста, что надо говорить? – поинтересовалась девушка при следующей встрече.

Потребовалось еще четыре круга, пока девушка поняла, чего от нее требуется. Арчибальд среагировал на отмену команды сразу: во-первых, он тоже притомился; во-вторых, однообразное нарезание кругов стало ему надоедать; в-третьих, он приметил в руках девушки недоеденную булку с сосиской.

– Слушай, – отдышавшись, проговорил курсант, – ну чего ты прицепился? Я не знаю, откуда ты взялся, но я тебе не мешаю, и ты мне не мешай. Давай, я буду патрулировать у Ленина, а ты у Столыпина или наоборот?

– Нет, – немного подумав, качнула головой Света, – мне про такое ничего не говорили. А я только выполняю приказание.

– Так и я выполняю, – взмолился курсант. – А если Мочилов с Садюкиным увидят, что меня на посту нет, знаешь, что мне за это будет?

– Отругают? – предположила девушка.

– Хуже.

– А Мочилов и Садюкин это те, что на машине ездят и всех проверяют? Ладно. Только близко от меня не ходи. Или делай вид, что просто так тут гуляешь, природой и достопримечательностями любуешься.

– Спасибо, – с облегчением вздохнул курсант. – Разрешите идти?

– Валяйте, – махнула рукой девушка.

Сейчас Светочка была сытая, а когда Светочка сытая, она сговорчивая и добрая.

* * *

Ну а Зося тихо сидела дома и выходить на «службу» вместо Кулапудова не собиралась. Основная же ее работа оставляла много свободного времени, которое Зося посвящала подготовке к предстоящему поступлению в институт. Наводя порядок в своей небольшой квартирке, она разучивала новые монологи и повторяла старые.

Наведение порядка много времени не требовало. Зосина квартирка сама по себе была небольшая, такая, чтобы зарплаты хватало на ее съем. Всего одна комната да еще кухня – обе достаточно маленькие. Но и это небольшое жилище выглядело просторно, в основном благодаря незначительному количеству мебели. Из дома Зося привезла только туалетный столик со старинным зеркалом, которое, по ее мнению, непременно должно быть у актрисы. Вся прочая обстановка была либо оставлена хозяевами квартиры, либо подарена сердобольными соседями. В комнате, кроме зеркала, был только старенький скрипучий диван и большой шкаф. Под диваном хранилась «мечта оккупантов» – чемодан, набитый всевозможными гримировальными принадлежностями. В кухне было немного теснее – помимо плиты и мойки, там размещались еще холодильник и обеденный стол, а также буфет с посудой.

Как обычно, уборку Зося начала с комнаты, репетируя при этом сцену из «Ревизора». Стоя перед зеркалом, она разыгрывала диалог Марьи Антоновны и Анны Андреевны.

«Уехал! Я тебе вспомню это! – говорила она с укором, поджимая губы, как по ее мнению, непременно должна говорить дама в возрасте. – А все эта „Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку. Я сейчас“. Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего не узнали! – укоряла она свою воображаемую дочь. – А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай перед зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет, – Зося покрутилась перед настоящим зеркалом, попутно вытерев с него пыль. – Воображает, что он за ней волочится, а он просто делает тебе гримасу, когда ты отвернешься. Да что ж делать, маменька? – спросила Зося у отражения тоненьким голосом Марьи Антоновны. – Все равно чрез два часа мы все узнаем… Чрез два часа! покорнейше благодарю. Вот одолжила ответом, – с этими словами Зося стащила с дивана покрывало и вышла на балкон, вытряхнуть. – Как ты не догадалась сказать, что чрез месяц еще лучше можно узнать. Эй, Авдотья!» – свесившись с балкона, прокричала Зося.

Какая-то тетка, шедшая по двору, посмотрела вверх. Увидев на балконе незнакомую девушку, она отвернулась и пошла дальше.

«Ни тебе аплодисментов, ни тебе цветов», – огорченно подумала юная актриса. Впрочем, она недолго предавалась унынию. Вернувшись к уборке, Зося снова увлеклась декламированием.

«Ну вот, уже целый час дожидаемся, а все ты со своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, нужно еще копаться… – говорила она, вытирая кухонный стол. – Экая досада! Как нарочно, ни души! Как будто бы вымерло все… Да право, маменька, через минуты две все узнаем. Уж скоро Авдотья должна прийти, – Зося легко подбежала к окну и отодвинула занавеску. – Ах, маменька, маменька! Кто-то идет, вон в конце улицы».