Ушел он рано вечером,Сказал: Не жди. Дела…Шел первый снег. И улицаБыла белым-бела.В киоске он у девушкиСпросил стакан вина.«Дела… — твердил он мысленно,И не моя вина».Но позвонил он с площади:— Ты спишь?— Нет, я не сплю.— Не спишь? А что ты делаешь?Ответила:— Люблю!…Вернулся поздно утром он,В двенадцатом часу,И озирался в комнате,Как будто бы в лесу.В лесу, где ветви черныеИ черные стволы,И все портьеры черные,И черные углы,И кресла чернобурые,Толпясь, молчат вокруг… Она склонила голову, И он увидел вдруг: Быть может, и сама еще Она не хочет знать, Откуда в теплом золоте Взялась такая прядь!Он тронул это милоеТеперь ему навекИ понял,Чьим он золотомПлатил за свой ночлег.Она спросила:— Что это? —Сказал он:— Первый снег!
«И снова в небе вьются птицы…»
И сноваВ небеВьются птицы:Синицы,Голуби,Стрижи…Но есть же все-таки границы,Пределы, точки, рубежи!Эй, вы!Бессмысленно не вейтесь!Равняйтесь там к плечу плечо,На треугольники разбейтесь,Составьте что-нибудь еще!Но все жеМечутся,ВиляютИ суматоху развели,Как будто бы не управляетНикто решительно с земли.Неутешительно!Печально!Выходит, что управы нет.Летают, как первоначальноТому назад сто тысяч лет!Довольно!Я сказал: вмешаюсь!По радио я прикажу.И все жВмешаться не решаюсь;ОстановилсяИ гляжу!
Листья
ОниЛежалиНа панели.И вдругОни осатанелиИ, изменив свою окраску,Пустились в пляску, колдовские.Я закричал:— Вы кто такие?— Мы — листья,Листья, листья, листья! —Они в ответ зашелестели.— Мечтали мы о пейзажисте,Но руки, что держали кисти,Нас полюбить не захотели.Мы улетели,Улетели!
Камин
И в Коломенском осень…Подобны бесплодным колосьямЗавитушки барокко, стремясь перейти в рококо.Мы на них поглядим, ни о чем объясненья не спросим.Экспонат невредим, уцелеть удалось им.Это так одиноко и так это все далеко.Этих злаков не косим.Упасло тебя небо,И пильщик к тебе не суров,Золоченое древоВ руках неживых мастеров,Где на сучьях качаются, немо и жалобно плача,Женогрудые птицы из рухнувших в бездну миров…Вот еще отстрелявшая пушка,Вот маленький домик Петров,Походящий на чью-то не очень роскошную дачу…Ну, и что же еще?Лик святого суров;Тень РублеваИ Врубель впридачу.ИбоВрубелем сделан вот этот камин.Это — частный заказ. Для врача…Что касается дат и имен — вы узнаете их у всезнаек,А сюжет — богатырь. Величайшая мощь силача.…Нет врача. И сейчас между тусклых керамик и всяких музейных мозаикПасть камина пылает без дров, словно кровь и огонь горяча.…Нет врача. Нет больного. Осталась лишь правда живая.Разве этот камин обязательно надо топить?О, рванись, дребезжа, запотелое тело трамвая!Много див ты хранишь, подмосковная даль снеговая!На черту горизонта, конечно, нельзя наступить!
Любовь
Ты жива,Ты жива!Не сожгли тебя пламень и лава,Не засыпало пеплом, а только задело едваТы жива,Как трава,Увядать не имевшая права;Будешь ты и в снегахЗелена и поздней покрова.И еще над могилой моейТы взойдешь, как посмертная слава.И не будет меня —Ты останешься вечно жива.Говори не слова,А в ответ лишь кивай величаво —Улыбнись и кивни,Чтоб замолкла пустая молва.Ты жива,Ты права,Ты отрада моя и отрава,Каждый час на земле —Это час твоего торжества
«Ты без меня…»
ТыБез меня —Только дым без огня.ТыБез меня —Это только одноБлещущей цепи немое звено,И не подымет, конечно, оноЯкорь, ушедший на самое дно.ТыПродолжалась бы после меняТолько бы разве, как ночь после дня,С бледнымиЗвездамиЧерез окно.Эхо мое!Но, со мной заодно,Ты повторяешь средь ночи и дня:— ТыБез меня —Только дым без огня!
Ленинские горы
Сентябрь был добр к тебе, ко мнеПродукты падали в цене,На рынках — масса овощейИ всяких сладостных вещей.Богатствам нивУстроив смотр,Все оценив,И щедр и бодр,Сентябрь был мил, дудя в дудуВ саду, где лебедь на пруду.Так пела ты, взглянув в упорНа дивный город с древних гор,Где вечный кедр, ровесник недр.Над миром ветви распростер.Так много летЯ не был тут,Где птичий след,Где пни цветут.Мне целый век не удалосьЗдесь побывать, где зреет гроздь.Ты привела меня сюда,Чтоб не исчезли без следаСто тысяч лет, сто тысяч зим,Сто тысяч раз огонь и дым.Здесь где-то встарь горел костер,А старец ветви распростер,Чтоб так стоять, объяв простор,Над кручей гор — своих сестер.А в городе, в тепле квартирОсенний пир, осенний пир.А мы — на Ленинских горах,Откуда виден целый мир!О чем клубится дым из труб?О чем шумит балтийский дуб?О чем хрустит корейский рис,Грустит палермский кипарис?О чем молчат Евфрат и Тигр,О чем гудит ливанский кедр?Прошел сентябрь, идет октябрь,Идет октябрь, на бури щедр!
V
«Написана книга…»
Написана книга,И больше ни словаТы к ней не добавишь.Ты к ней не припишешьНи слова —Ни доброго и ни злого.Но ты существуешь —Ты видишь,Ты слышишь.И новое солнце встает на востоке,На западе новое солнце садится,И хочешь добавить ты новые строки,Которым пришло уже время родиться.И новые птицы поют по дубравам,В полях поднимаются новые травы,И хочешь добавить к написанным главамВсе новые главы, все новые главы.И вовсе не хочешь ты точки поставить,За дело берешься ты снова и снова.Но нет, не дополнить, ничем не добавить!Написана книга!Пусть каждое словоСтановится даже и слишком понятно,Но если ты сам ни единого мигаНе мыслишь, чтоб взять хоть бы слово обратно,То, значит, и вправду написана книга.
