Шрифт:
В этот вечер он нашел кошачью мумию.
Рабочие, сносившие дом, оставили ее в углу подвала. Потрогай, сказал Херб, взял мою руку и прикоснулся ею к кошке. Меня стошнило.
Редкая штука, сказал Херб и своим платком утер мне пот со лба. Потом, положив кошку в валявшуюся тут же коробку, вытащил нас обеих наверх. На улице меня зазнобило, и я села на обломок стены: мне казалось, что больше я ни шагу не смогу сделать. А в следующий миг я расплакалась.
Херб ни разу еще не обнимал меня за плечи.
Ты поймешь, сказал он.
Томас промолчал, услышав, что Херб со мной на «ты». Он, как всегда, скормил собаке бутерброд с колбасой; у меня на коленях громко мурлыкал кот.
В средние века, сообщил Херб, кошек живьем замуровывали в стены, чтоб уберечь новые дома от пожара и злых чар.
Нынче никто в это не поверит, сказала я.
Утром я прочла в газете, в разделе местной хроники, о пропаже кошачьей мумии, найденной рабочими при сносе старой гостиницы. Люди, худо-бедно понимавшие в этом толк, интересовались судьбой кошки.
В пять Херб ждал меня возле конторы, с коробкой под мышкой. Наш автомобиль был припаркован у тротуара. Садись, сказал Херб. Отвезем ее.
Где Томас? — спросила я.
Коробку Херб положил на заднее сиденье.
Он поехал в район, совершенно мне незнакомый — сплошь старинные особняки, — и остановился перед коваными воротами. На латунной табличке я прочла название некоего института.
Что это? — спросила я у Херба.
Адрес, который нам нужен.
Он вышел, поставил коробку у ворот, позвонил, опять сел в машину и, не дожидаясь ответа, тронул ее с места.
Женщины ближе к этим вещам, сказал он.
Куда вы собрались? — спросила я, когда мы выехали на окраину.
Поедем куда глаза глядят, это же твоя летняя мечта.
У меня есть Томас.
Он привез меня на узкое озерцо, где я никогда еще не бывала. Вода была бурая, мутная, словно затянутая пленкой, по которой шныряли водомерки.
Войдя за Хербом в воду, я почувствовала, как ноги погружаются в ил.
Не знаю, стоит ли, сказала я.
Почему?
Кругом ни души. Где плавают другие, там я легко ориентируюсь.
Херб заметил, что я научусь.
Потом он лежал рядом со мной на спине, скрестив руки под головой и закрыв глаза.
У меня есть Томас, сказала я.
Почему ты не бросишь работу, если она тебе опротивела? — спросил он. Завела бы детей, занялась хозяйством. Как насчет этого?
Старая пластинка, сказала я. Томас что, поручил вам сделать из меня домашнюю хозяйку? Потому и говорит что вы за ним увязались?
Он фыркнул, не разжимая губ, только диафрагма — я видела — дернулась вверх-вниз.
Томас хочет детей?
Вынашивать их тебе, ответил Херб.
Все-то вы знаете, сказала я.
Ведьма, сказал он. Голос его изменился, в нем зазвучала нежность, как у Томаса.
Ведьма? — переспросила я.
Этой ночью я проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. И разбудила Томаса: Херб ушел.
Томас помотал головой: Не может быть, это против уговора.
Какого уговора? Но Томас уже спал.
Мы бы не встали вовремя, если б Херб не постучал в дверь.
На кухне стояла коробка, в которой он отвозил дохлую кошку, но она была пуста. На столе лежала развернутая газета. Тот институт сгорел.
День выдался душный, а вечером над городом прошли ливневые дожди. На сей раз за мной заехал не Херб, а Томас, и поток машин из центра к предместьям был куда гуще, чем в другие вечера.
Лучше б ты его выставил, предупредила я Томаса.
Херб поджидал нас.
Когда я опять увидала в открытой коробке кошачью мумию, у меня перехватило дыхание. Ни слова не говоря, я взяла коробку под мышку и отнесла на улицу, к мусорным бакам.
Едва стемнело, Херб притащил ее обратно. Уверяя, что мумия имеет какое-то отношение к пожару.
Я его высмеяла: мистикой да злыми чарами никому теперь голову не заморочишь.
Наша собака прямо шалела, пока коробка была в квартире. Стояла перед закрытой кухонной дверью, тыкалась носом в порог и скулила; кот сидел с нею рядом как изваяние.
Херб решил тебе доказать, заметил Томас.
Что доказать?
Что в неподходящих руках мумия приносит несчастье, сказал Херб.
На этот раз Томас пошел с нами. Мы сдали кошку в бюро находок, и Херб ночью из дома не уходил.
Утром он спросил: не подбросите меня в город?