Шрифт:
Да, мне только до Аугсбурга, говорит Марта.
Поезд стоит две минуты, она машет на прощание в сторону купе, за стеклом которого виднеется маленький мальчик. С чемоданчиком в одной руке и сумкой в другой она направляется в центр.
Обед еще не скоро. Магазины открылись, навстречу идут хозяйки с кошелками.
Добравшись до кладбища и поднявшись по лестнице к калитке в кирпичной стене, она чувствует, какой нынче жаркий день. Двадцать пять в тени, обещали по радио.
Гравийные дорожки среди могил тенисты и в эту пору почти безлюдны. Какая-то старуха несет в лейке воду. Прежде чем пойти на могилу мужа, Марта садится на скамью, ставит рядом чемоданчик, открывает сумку, вытаскивает носовой платок. Белый, обшитый узкими кружевцами. Утирает со лба бисеринки пота.
В старых кладбищенских деревьях пробегает ветерок.
Она вспоминает, как очнулась от воплей невестки.
Но это же не я, сказала тогда Марта, а сын возбужденно что-то ей выговаривал. Потом он отправил ее в больницу.
Она встает, поднимает со скамейки свой чемоданчик и идет дальше. В ортопедических туфлях ноги не устают.
За его могилой ухаживают кладбищенские садовники. Все в полном порядке. Надгробие выбрали дети. Марта ставит чемоданчик на землю, нагибается оборвать увядшие листья, относит их в мусорную урну возле водопроводного крана.
В городе Марта знает маленький, не слишком дорогой ресторан. Там она обедает, а потом едет обратно, автобусом. Это дольше, и маршрут не тот, что у поезда; ей нравятся места, по которым проложен автобусный маршрут. На автовокзал она приходит заранее, чтобы устроиться у окна, за спиной шофера.
Иногда, на ее счастье, рядом садится человек, с которым можно поговорить.
Она не помнит, когда он начал пить.
Пьяный, он давал волю рукам. Дети ушли из дома, как только подросли.
К вечеру она возвращается домой. Дверь булочной все еще распахнута настежь.
На лестнице Марта встречает детей, спешащих играть во двор. Пусть шумят, ей это не мешает. Когда она отпирает дверь, соседка с хозяйственной сумкой как раз выходит из своей квартиры, здоровается и спрашивает: Благополучно съездили? Соседка — пухленькая женщина лет сорока пяти, иногда она покупает для Марты кое-что по мелочи.
В квартире жарко: южная сторона. Прежде чем пройти в комнату, она заглядывает в почтовый ящик на двери. Вынимает рекламу, писем нет ни из Гамбурга, ни из Торонто.
Из передней она идет в комнату, кладет чемоданчик на кровать, откидывает крышку и вытаскивает фотографию в рамке. Свадебное фото, как всегда, в целости и сохранности. Затем Марта выкладывает белье, ночную рубашку, туфли, относит все в шкаф, распихивает по местам.
Она не была несчастлива, когда он бывал трезв.
На кухне она ставит чайник и, вынув из холодильника масло, идет в ванную, потом заваривает мятный чай, а пока он настаивается, надевает халат, после этого относит чай, масло и хлеб на подносе в комнату и садится за стол. Она намазывает хлеб, наливает себе чаю, не спеша ест и смотрит в окно, на бледно-голубое теперь небо.
Ей хорошо в этой комнате, которую она сняла два года назад, так как не хотела после освобождения возвращаться в Аугсбург.
Дети отказались взять ее к себе. И Марта не была на них в обиде.
Покончив с едой, она выливает в чашку остатки мятного чая, а остальную посуду относит на кухню, моет и убирает.
За окнами вечереет. Уличный шум доносится глуше. Марта сидит у телевизора и мелкими глотками прихлебывает чай.
Теперь-то она понимает, что ей не следовало наносить удар. Он пробовал защититься, и с испугу она отпрянула. Он покатился по лестнице, он кричал от боли и был весь в крови.
Она зарубила его топором. Затем написала детям прощальное письмо и выпила пригоршню снотворных таблеток. Утром сын и невестка нашли ее.
После сводки погоды она ложится спать. Постель уже разобрана. Прежде чем погасить свет, она бросает взгляд на кресло, где сейчас ничего нет.
Суд принял во внимание жестокую судьбу шестидесятилетней обвиняемой и приговорил ее к пяти годам лишения свободы.
Марта блаженно закрывает глаза.
Раз в месяц что-то говорит ей: пора! — и она готовит свое маленькое путешествие.
Херб
Перевод Н. Федоровой
Чем дольше я размышляю об этой истории, тем более невероятной она мне кажется.
Херба привел Томас.
Ты что, не мог предупредить? — спросила я его.
Да он сам за мной увязался, ответил Томас. Позднее он уверял, что учился с Хербом в одной школе.
В какой такой школе?
Они сидели в гостиной, смеялись. Херб чувствовал себя совершенно как дома.