Пёс фыркнул, выпустив пару тонких струй сизого дыма, и отвернулся. В следующий момент мой оберег отключил замедление времени, и оно продолжило свой ход. Фиолетовые огни разом погасли, оставшись где — то с другой стороны реальности.

Между тем, защита вокруг гомункула начала слабеть, отдельные её блоки вываливались и таяли. Адский Пёс принялся кружить вокруг пытавшегося отбиться от него амбала.

— Надолго ещё хватит твоего барьера? — спросил я волшебника. Он оглядел уже начавший мерцать круг и отрицательно покачал головой. Вопрос теперь состоял в том, чья защита падёт раньше, а волшебник был единственным из нас, кто лишился мобильности и вдобавок был зажат в угол. Несколько секунд я, раздумывая, смотрел на него. Если он окажется к Псу ближе, чем гомункул, то будет обречён.

Я принял решение.

Закрыв глаза, я попытался вспомнить забытые ощущения, оживить давние воспоминания, коснуться оставленного. По спине пробежали мурашки, тепло влилось в руки, и я почувствовал лёгкую эйфорию от наполнившей меня силы. Когда я открыл глаза, мои руки были будто объяты лёгким пламенем: синим и золотым. Не теряя ни секунды, я подошёл к волшебнику и коснулся красного круга на полу, пополняя его защитное заклинание новой энергией. Круг тотчас вспыхнул ярче, а я поспешил заблокировать свою силу, и размашистыми движениями, будто стряхивая воду, погасил пляшущую на руках магию.

Я пропустил тот момент, когда Адский Пёс пробился сквозь защиту гомункула. Прежде мне никогда не доводилось видеть, как что — то вселяется в человека; эта картина показалась мне жутковатой. Сизый дым втягивался в амбала через нос и рот, пока не заполнил его. Гомункул стоял, согнувшись пополам, и издавал такие звуки, будто его вот — вот стошнит.

— Им конец, — произнёс волшебник.

Я кивнул, попутно отключая свой оберег — он уже был мне не нужен. Адский Пёс зря выбрал здоровяка. Дело в том, что вселяющимся сущностям, как правило, необходимо первым делом поработить душу, а у гомункулов души нет. Они всего лишь биороботы, запрограммированные создавшим их алхимиком на определённые действия. У них нет ни воспоминаний, ни эмоций. Они не способны развиваться. Даже Лао был всего лишь качественной имитацией, нужной Маларье только для того, чтобы направить меня в нужную демону сторону.

Гомункул повалился на пол и начал кататься, разрывая на себе одежду, а когда ему это удалось, он попытался разорвать кожу на груди и животе. Внезапно амбал замер и, секунду спустя, рассыпался в прах, который тут же начал таять как снег, превращаясь в грязную лужицу.

Волшебник убрал свой защитный барьер и посмотрел на меня.

— Я понятия не имею, что ты такое, но ты спас мне жизнь, — сказал он. — Спасибо, кем бы ты ни был.

Затем волшебник убрал палочку обратно в рукав, слегка кивнул мне и ушёл.

— Да что это вообще было? — пробормотал я, всё ещё косясь в сторону исчезающего пятна — всего, что осталось от здоровенного мужика.

Я прошёл к двери палаты, в которой ждала Ева, и открыл её, раздумывая над объяснением того, что только что произошло в коридоре…

Сильный удар оглушил меня, и я начал терять сознание. Отчаянно цепляясь за него, я смутно увидел Икрамова и ещё кого — то, державшего на руках оглушённую Снеговскую.

Вот проклятье, подумал я, значит, они пробрались внутрь в то время, пока я отвлёкся на Адского Пса, а он был занят нами…

— Не сильно ты его? — поинтересовался Икрамов.

— Что с ним станет? — усмехнулся знакомый голос. Дон! — Пошли.

Следователь подошёл ко мне и наклонился, заглядывая в глаза. Я посмотрел в его, и слегка улыбнулся.

— Так это не ты, — вяло пробормотал я. — Ты не он…

— Кажется, ты всё — таки перестарался. Я скажу кому — нибудь, чтобы его осмотрели, — проговорил он, обращаясь к Маларье. Затем Икрамов снова повернулся ко мне и сказал: — Извини, Тесла. Так надо. Либо я доставлю её, и она останется жить, либо они возьмут её кровь как у других — убив. Я не могу допустить жертв. Поэтому и ты не лезь. Так надо, — повторил он.

А после этого я окончательно отключился.

Сознание вернулось ко мне от резкого запаха нашатырного спирта, который совала мне под нос перепуганная молоденькая медсестра. Стоявший рядом с ней стоял пожилой врач сразу же посоветовал мне:

— Не двигайтесь, у вас может быть сотрясение и…

— Плевать, — отрезал я. — Дриада что — нибудь сварит.

Они переглянулись, подумав, видимо, а не лучше ли будет вызвать пару крепких санитаров со смирительной рубашкой. Я достал из кармана телефон и посмотрел на часы — прошло около получаса с того момента, как Маларьа вырубил меня. Мысленно попрекнув медиков за то, что они так долго шли, я набрал номер Олега. Он долго не отвечал. Подозрительно долго. Потом, наконец, я услышал его усталый голос.

— Да, Тесла?

— Ева у них, — сказал я, пытаясь встать на ноги. Голова гудела и кружилась, так что подняться мне удалось только при помощи врача. — Ты был прав, у Икрамова дела с Маларьей.

— Значит… — неуверенно начал Вещий.

— Нет, — ответил я. — Это не он.

— И как же ты это определил?

— Есть способы, — расплывчато ответил я. Вряд ли Олега устроил бы ответ: «Я видел отражение в его глазах».

А я видел. И оно не было перевёрнутым, как у колдунов. Но если Икрамов не мог быть колдуном, тогда кто?