Шрифт:
— Кто убил Шарлотту? Ланфорд?
— Я не знаю! Я знаю только, что они встречались! А потом вы со своими вопросами! Мне больше нечего сказать!
Я кивнул. Расследование в очередной раз преподнесло неприятный сюрприз, и тот факт, что у меня в машине сидит потенциальный прокурор города, вовсе не добавляло оптимизма.
И если начистоту, не давал покоя один-единственный вопрос. Почему Саймон просто до скрежета зубовного боится встречи с мэром? Стыд? Угрызения совести? Страх?
Очень сомневаюсь.
За годы службы в полиции мне неоднократно доводилось видеть, как на следующий день после убийства заливаются слезами и просят прощения матерые душегубы, но поверить в раскаяние столь подлого и двуличного существа, как публичный политик, было выше моих сил. И потому я спросил:
— Почему вы так боитесь встречи с мэром?
— Комиссар, вам так хочется сделать из меня козла отпущения? Закрыть дело и отрапортовать о задержании преступника? Не обращая внимания на все нестыковки и противоречия?
— Почему вы боитесь с ним встретиться? — повторил я свой вопрос.
— Почему? Советник Ли души в племяннице не чаял! Он грозился застрелить ее убийцу, не дожидаясь суда! Вы хотите моей смерти?
Я захлопнул дверцу, уселся на переднее сиденье и кинул на колени задержанному водительский планшет. Вырвал из блокнота чистый лист и потребовал:
— Пишите!
— Что? — опешил Мориц. — Что писать?
— Что вам очень жаль! — рявкнул я. — Да! Вам очень жаль, что вы препятствовали правосудию, и теперь вы добровольно сообщаете важные для следствия сведения.
— И тогда мы не пойдем в мэрию?
— Это вы организовали убийство Шарлотты Ли?
— Нет!
— Тогда не пойдем.
Саймон с облегчением перевел дух и протянул мне скованные наручниками запястья. Я отпер правый браслет и приказал:
— Защелкните его на дверной ручке.
— Это возмутительно!
— Немедленно!
Мориц сдался и выполнил распоряжение.
Вот и замечательно — еще не хватало за ним по улицам бегать.
— Есть чем писать? — спросил я, чувствуя, как понемногу начинает отпускать стиснувшая сердце ледяная ладонь.
Ничего еще не кончено, расследование продолжается. А с новыми показаниями прижать советника Ланфорда будет даже проще, чем его родственника на основании одних лишь косвенных улик. И пусть Саймон уверяет, будто ему ничего не известно об убийстве, — не важно. Раскрутим. Каждый получит по заслугам.
Мориц посмотрел на часы, обреченно вздохнул и достал автоматическую ручку. А затем надолго впал в ступор, пришлось даже его поторопить.
— Пишите. Или сделке конец!
— Вы способны подставить под удар невиновного человека?
— Уверяю, от советника Ли я вас защищу. Хотите пообщаться с мэром?
— Нет!
— Тогда пишите.
Саймон с обреченным видом вывел: «Мне очень жаль…», и тут ожила рация.
— Сто седьмой, ответьте! Дежурный вызывает сто седьмого!
Я выдернул микрофон из крепления, утопил кнопку передачи и произнес:
— Сто седьмой на связи.
Отпустил кнопку и с неописуемым удивлением услышал:
— Детектив Портер вызывает специального комиссара Грая.
— Комиссар Грай слушает, — сообщил я в ответ.
— Виктор! — раздался голос детектива. — Отпечатки из досье Адоманиса совпали с отпечатками из подвала театра! Он был там! Группа крови тоже совпадает!
— Ордер на арест выписали?
— Да! Ты с нами?
Я с неприкрытой досадой взглянул на Морица, который прекратил писать и прислушивался к переговорам, вздохнул и коротко ответил:
— Нет.
— Буду на связи, — пообещал Алан и отключился.
Вернув микрофон в крепление, я откинулся на сиденье и помассировал виски.
Рей Адоманис был в подвале оперного театра. Раз.
Рея Адоманиса вытащил оттуда Майк Ши. Два.
Рей Адоманис устроил бойню в вагоне подземки. Три.
Но раз так, Рей Адоманис — тронутый. Четыре.
Получается, он не один из тех, кто организовал лагерь на заброшенной станции подземки; он, — их жертва.
Но зачем? Зачем кому-то понадобилось хватать сотрудников детективного агентства и превращать их в тронутых? И главное — кому это могло понадобиться? Если верно предположение о том, что неведомые бомбисты пытаются освободить от завалов пути заброшенной линии подземки, то при чем здесь подчиненные Лазаря Гота?